Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
16.02.2020 в 10:47
Пишет Гэллинн:Интервью Хесуса Рамиреса де Лукаса, 2017 годURL записиХесус Рамирес: «Мой брат Хуан Рамирес де Лукас проявил безупречную честность и благородство в отношениях с Лоркой, которого он любил до конца своих дней»
Сегодня мы обедаем с Хесусом Рамиресом де Лукасом (род. Альбасете, 1930 г.), младшим братом последнего возлюбленного Лорки.
Хуан Рамирес де Лукас был последней любовью Федерико Гарсиа Лорки. Его младший брат впервые рассказывает о романтических и интеллектуальных отношениях, связывавших журналиста и искусствоведа с одной из главных фигур мировой литературы. В этом интервью, предоставленном исключительно для «Газеты Эстремадуры» («El periódico Extremadura»), семья показывает неопубликованную ранее рукопись, ценную для исследователей и биографов самого известного и любимого поэта всех времен.
Перед началом интервью. С Хесусом Рамиресом де Лукасом и его сыном Отоньелем в их доме в Бадахосе
Мигель Анхель Муньос Рубио, 30/04/2017
читать дальше
— Можете ли вы описать ветвь семьи Хуана Рамиреса де Лукаса?
— Наша семейная ветвь велика, как Латинская Америка (смеется). Нас было десять братьев и сестер, из которых сейчас осталось трое младших. Мы родом из Альбасете, там мы родились, выросли, пережили жестокую войну. Мой отец, Отоньель Рамирес Гарсиа, был судмедэкспертом, а начинал сельским врачом. Он женился на моей матери, Хосефе де Лукас. Она рано осталась сиротой — ей было всего четырнадцать лет; до семнадцати лет ее воспитывал опекун, а в семнадцать она вышла замуж. Она умерла на Пальме-де-Майорка, когда ей было уже сто три. Мы придерживались самых разных взглядов: среди нас были и левые, и правые, и республиканцы... Мой старший брат несколько лет провел в Мексике из-за своих взглядов, остальных разбросало в Мадрид, в Валенсию, в Нью-Йорк, в Майами, мы вот в Бадахосе...
— Какой была жизнь в Альбасете?
— Провинциальной. В городе тогда числилось около 65 000 человек. Мы жили на улице, имя которой менялось так же часто, как и политика. Сначала она носила имя Альфонсо XII, затем Альфонсо XIII, проспект Республики, проспект Хосе Антонио, а теперь называется бульвар Свободы. То есть я даже не знаю, где я жил (снова смеется). Это был центр жизни города. Компания моих друзей гуляла вверх и вниз по улице...
— И в этой семье родился в 1917 году ваш брат Хуан Рамирес де Лукас, умерший в 2010-м. Можете описать его?
— Когда началась война, мне исполнилось шесть лет, а он был уже почти взрослым, но его художественные, поэтические и литературные интересы я помню с раннего детства. Всегда с удовольствием вспоминаю белены, которые я с великим предвкушением строил с моей сестрой Лолой, — она была монахиней. Еще у нас был старинный театр с красивым занавесом, он освещался отраженным светом; Хуан был его художественным руководителем. Много лет он был главным руководителем постоянной выставки народных промыслов, которая открылась в Альбасете по окончании войны. Она была просто чудом.
— Почему он уехал в Мадрид, что подтолкнуло его к этому?
— Отец хотел, чтобы Хуан сделал карьеру, поэтому отправил его в Мадрид учиться на помощника инженера-строителя. Хуан начал учебу, но, по правде говоря, математика ему не давалась. Тогда он решил поменять специальность и совместить изучение государственного управления с реализацией своих артистических способностей. Вот так однажды (это было во времена Второй республики) по совету друга он пришел посмотреть репетицию пьесы «Перибаньес и комендант Оканьи» в бывшем театральном клубе «Анфистора». В какой-то момент репетиции поднялся жуткий переполох от крика ведущей актрисы: «Федерико Гарсиа Лорка пришел, пришел Федерико Гарсиа Лорка!». Конечно, репетиция была прервана, они с Хуаном познакомились, подружились, поддерживали стабильные отношения, и если бы это происходило сейчас, я бы сказал, что Федерико Гарсиа Лорка был моим зятем.
— Не могли бы вы поподробнее рассказать, как сложились эти отношения?
— Хуан был настолько сдержан, что я даже не подозревал о них. Единственным, кто знал, был мой старший брат Отониэль, который тоже жил в Мадриде и участвовал в конкурсе на должность судмедэксперта. Но Хуан молчал об этой связи целых семьдесят лет.
— Почему?
— Потому что тогда общество мыслило не так, как сейчас; существовало иное общественное и нравственное сознание, и такая связь казалась греховной... Но их отношения основывались на любви, привязанности, заботе и сострадании.
— Стоит отметить, что ваш брат повел себя благородно. Он, несомненно, мог воспользоваться отношениями с Федерико, но не сделал этого...
— Хуан проявил безупречную честность и благородство в отношениях с Лоркой, которого он любил до конца своих дней. Он написал воспоминания, в которых рассказывал о журналистах, писателях, драматургах. Эта рукопись — достояние семьи. Сам Хуан однажды, во время прогулки с нашей сестрой Кармен по улицам Пальма-де-Майорки, сказал ей: «Кармен, я не хочу умирать, не опубликовав эту рукопись. В ней рассказано об отношениях, о которых я так долго молчал». Это очень ценный документ. Хуан оставил его на хранение сестре, а после его смерти он перешел во владение семьи. По неосторожности одного из моих племянников информация о рукописи просочилась в прессу, но Хуан действительно хранил свою тайну целых 70 лет и никак ею не воспользовался. Я должен сказать вслух, что последним человеком, видевшим Федерико Гарсиа Лорку живым в Мадриде, был Хуан, который провожал его на гранадский поезд на вокзале Аточа. И хотя многие приписывают эту роль себе, но на самом деле последним, кто говорил с Федерико Гарсиа Лоркой, был Хуан Рамирес де Лукас. В конце 1936-го учебного года обстановка была уже предвоенной, напряженной, то и дело сообщали о нападениях на монастыри и уличных драках. Мадрид был чуть ли не центром всей этой неразберихи, и Федерико уехал до окончания курса. Причиной было еще и то, что каждый год они праздновали день их с отцом общих именин (день св. Федерико) в Гранаде. Так что Лорка уехал на несколько дней раньше, чем Хуан в Альбасете, и Хуан пришел на вокзал Аточа, чтобы его проводить. На вокзале были два человека: мой брат и секретарь Лорки Родригес Рапун. Рапун ушел первым, и последнее прощание, на ступеньках вагона, — это прощание Хуана и Федерико.
— Рукопись Хуана Рамиреса не была опубликована. Не кажется ли вам, что вы лишаете публику не только его истории, но и части истории одной из главных фигур мировой литературы?
— Сначала мы не хотели выносить на публику столь личное дело, но поскольку Хуан определенно дал понять сестре, что он хочет обнародования этой истории, мы согласились на публикацию. Мы не ищем финансовой выгоды — это нас не интересует, мы только хотим, чтобы люди узнали правду обо всем, что произошло. Мы предприняли несколько попыток, связались с Фондом Гарсиа Лорки, а также с несколькими книжными изданиями, среди которых было Tusquets, и не знаем, почему так ничего и не получилось. Там же все хотели принять участие в публикации документов такого исторического и мирового значения. В этих воспоминаниях говорится об очень важных вещах! Полтора года назад администрация Гранады связалась с нами, интересуясь рукописью. Мы дали письменное согласие, а воз и ныне там.
Семейное фото. Хуан Рамирес — второй справа в верхнем ряду.
— Если можно, расскажите, пожалуйста, чуть подробнее о содержании рукописи для нашей газеты.
— В документе описаны как бы два периода. Первый начинается в 1934 году, второй — два года спустя. Хуан рассказывает о своих отношениях с Лоркой, о том, когда и как он встретил его, о своем общении с художниками, писателями — уникальным литературным и художественным поколением. Пишет о совместных поездках. Лорка всегда считал, что у Хуана актерский талант, и говорил ему: «Я сделаю тебя самым лучшим актером, и ты будешь играть в моих пьесах. Я планирую гастроли по Мексике, по всей Латинской Америке, а ты будешь играть главных героев». Федерико старался погрузить Хуана в театральную среду. Масштаб самого Лорки огромен. Мы должны помнить, что он крупнейший, всемирно известный поэт XX века. Их отношения были прочными; подтверждение тому — то, что Лорка посвящал Хуану стихи. В общем, эти воспоминания имеют большую эмоциональную, человеческую, художественную и поэтическую ценность. Еще в них входят письма и рисунки Федерико и знаменитый «Романс блондину из Альбасете», посвященный моему брату и подписанный самим Лоркой.
Хесус и Отоньель Рамиресы в Бадахосе во время интервью.
— Вы говорили, что Лорка хотел уехать в Мексику вместе с Хуаном. Правда ли, что ваш брат просил у отца разрешения на эту поездку?
— Отец, по правде говоря, был в гневе, узнав, что мой брат хочет уехать в Мексику. В то время совершеннолетие отмечали в 21 год, а Хуану было 18, Лорке же — 38. Поскольку брат не мог уехать без отцовского согласия, он отправился из Мадрида в Альбасете, чтобы попытаться упросить отца. Но началась война, она оборвала все связи. Лорка уехал в Гранаду, его расстреляли, и брату пришлось жить дальше без него. Но вообще он был готов поехать, и Лорка тоже. Что помешало? Возраст, потому что тогда Хуан считался несовершеннолетним. В желтой прессе писали, что брата арестовали, посадили в тюрьму... но это выдумки. На самом деле у него просто не было родительского разрешения, и он не смог поехать. А тут разразилась война.
— Федерико и Хуана связывали не только романтические отношения, но и интеллектуальные…
— Интеллектуальные и поэтические. Думаю, они находили вдохновение друг в друге и писали, как два жениха, которые обмениваются стихами о любви, нежности и прочности их связи. Но за романтическими чувствами была еще одна связь — художественная, которая для Лорки была очень важной, очень глубокой, и я хочу это подчеркнуть. Лорка говорил, что из всех людей, которых он встречал, Хуан был тем, с кем он более всего совпадал, кто лучше всех понимал его, с кем он лучше всего ладил и с кем легко делился своими художественными задачами.
— В этом смысле, согласно исследованиям, Лорка окружал себя множеством людей — художников, писателей, но Хуан был особенным...
— В своих воспоминаниях он пишет, что когда увидел Лорку в первый раз, то не обратил на него никакого внимания. Дословно — Федерико показался ему «низковатым, полноватым и большеголовым» Но потом его притянуло магнетизмом Лорки, о котором говорил не только Хуан Рамирес де Лукас, но и Луис Сернуда, Висенте Алейксандре, Луис Росалес... Обаяние Лорки было таково, что, входя в комнату, словно заполнял ее, становился центром внимания. И сдержанная первая реакция Хуана, возможно, заставила Лорку взглянуть на него под неожиданным углом. Скажем, то, что Хуан сначала отказал ему, его заинтересовало. Я могу утверждать, что Хуан никогда не интересовался славой Лорки или окружавшим его комфортом, он был человеком бескорыстным, щедрым, старался делать добро всем окружающим.
Хуан Рамирес с Жоаном Миро. Они были близкими друзьями.
— Справедливость требует, чтобы мы не забыли упомянуть и о долгом жизненном пути вашего брата...
— Да. После всех этих событий он изучал журналистику в Мадриде и начал сотрудничать со многими национальными изданиями.
— В том числе был частью журналистской команды «ABC», куда он попал по рекомендации Луиса Росалеса и где работал в отделе искусства и архитектуры...
— Кажется, Луис Росалес помог ему устроиться туда, но в итоге в «ABC» именно его журналистская карьера оказалась весьма примечательной. Он основал журнал ассоциации «Наша Испания» («Hispania Nostra»). Интересна и его писательская карьера. Он автор книги «Народное искусство», имевшей огромный успех. Ее издали даже на немецком языке и признали лучшей книгой 1976 года. Изучение народного искусства стало вершиной его художественной деятельности и основой для его коллекций. Еще он написал книгу «Живописные чествования», посвященной всем писателям, с которыми он встречался или дружил — Пабло Неруде, Алейксандре и другим. Он путешествовал по всей Европе, Латинской и Северной Америке, Африке... Во все свои поездки он брал пару пустых чемоданов и возвращался с полными, нагруженными множеством предметов искусства. Хуан бывал в Мехико, Нью-Йорке, Майами... Там он потратил все свои сбережения. Он не оставил нам денег, но его культурное наследие мы сберегли. Он хотел, чтобы его коллекция народного искусства, состоящая из 22 000 предметов, была выставлена в музее в Альбасете. Еще он оставил коллекцию произведений «наивного искусства», которую мы готовы пожертвовать Эстремадуре: там есть учреждение, готовое принять 200 картин этого жанра, представляющих довольно крупных художников Европы и остального мира.
— Занятно, что «Сонеты темной любви» Лорки были опубликованы именно в «ABC». Конечно, Хуан очень внимательно следил за всеми встречами, происходившими в кабинете тогдашнего директора газеты Луиса Марии Ансона, когда готовилась публикация. И все же ваш брат так и не открыл своей тайны. Как же он был честен! Ни разу не воспользовался тем, что жил с самым знаменитым поэтом всех времен...
— Ни разу. Хуан был скромен во всем. Скромен в общении, скромен в искусстве, скромен в чем ни возьми. Он не хотел обнародовать свои отношения с Лоркой: это дало бы ему международную известность, но он не стремился к этому.
— Хуан Рамирес де Лукас был авторитетным в нашей стране искусствоведом и содержал прекрасную картинную галерею. В в его доме-часовне Caballero de Gracia в Мадриде находились работы Антонио Лопеса, Пикассо, Миро, Тапиеса, Виолы, Бенхамина Паласиоса и других...
— Там он держал все свои коллекции, и мы — братья и племянники — унаследовали их и картинную галерею.
— Хуан Рамирес очень любил и театр. Он активно поддерживал группу «Эль Пасо», которая стала знаменем испанского авангарда...
— Каждый раз, когда я приезжал в Мадрид, он водил меня перекусить в бар на улице Монтера, а потом мы шли в театр. «Пойдем, пойдем в театр», — говорил он мне. Это было забавно, потому что тогда наше финансовое положение было далеко не блестящим, и мы покупали билеты за полцены в обмен на обязательство аплодировать на представлении. Так было множество раз (смеется). Брату нравились все виды искусства, театр, хорошее кино — все, кроме телевидения. У него никогда не было телевизора, он говорил, что не хочет терять на него время. О Хуане можно сказать три любопытных вещи. Во-первых, в то время, когда у людей не было возможности так легко перемещаться по миру на самолете, как сейчас, он совершил кругосветное путешествие в погоне за предметами для своей коллекции народного искусства. Причем у него не было ни машины, ни водительских прав. Во-вторых, у него никогда не было телевизора. В-третьих, он всегда жил на Гран-Виа. Он оставил библиотеку в 2000 томов, которые перешли музею Альбасете. Конечно, он оставил большое художественное наследие.
— Еще ваш брат был редактором журнала «Литературная эстафета» (‘Estafeta Literaria’), в который он пришел никак не меньше, чем с интервью, взятым у Пикассо...
— Да, правда. Есть даже фотография, на которой он запечатлен с Пикассо. И как раз в последней опубликованной книге «Живописные чествования, стихи и рисунки» он посвящает по стихотворению каждому из художников, которых он лично знал. Нам посчастливилось встретиться с некоторыми из тех, кого он считал своими близкими друзьями. Из художников это Пабло Пикассо, Сальвадор Дали, Жоан Миро, Хуан Грис, Бенхамин Паленсиа, Грегорио Прието, Сесар Манрике, Антонио Лопес, Фернандо Собель, Джорджо де Кирико, Александр Кальдер, все художники висячих домов Куэнки и несколько «наивных художников».
— Говорят, Хуан был очень обаятельным и вежливым.
— За все те годы, что мы прожили вместе, я ни разу не видел его сердитым. Он всегда улыбался и был прекрасным собеседником, потому что он многим увлекался и очень много знал.
— Ваш брат был очень предан своей матери...
— Он обожал ее, благоговел перед ней. Доказательства? Например, матушка попросила его подарить родному городу его коллекцию предметов искусства, и Хуан выполнил эту просьбу. Он собирался провести отпуск с ней на Пальме [де Майорка], он обожал ее.
— Какая политическая концепция была у Хуана?
— Он был аполитичен, знать ничего не хотел о политике.
Мой перевод отсюда: www.elperiodicoextremadura.com/noticias/masperi...
Последние слова Лорки, сказанные возлюбленному: «Не плачь, два месяца пройдут быстро»
Miguel Ángel Muñoz Rubio, 30/04/2017
Федерико Гарсиа Лорка, Мадрид. Фрагмент групповой фотографии.
Хуан Рамирес де Лукас на фоне своей коллекции предметов народного искусства
«Раздался свисток паровоза — сигнал к отправлению, и я не смог удержаться от слез, так грустно мне стало. Не плачь, сказал он, два месяца пройдут быстро. Два месяца, которые так никогда и не прошли. Два месяца, которые превратились в восемьсот шестьдесят четыре — и за все эти месяцы для воспоминаний, сохраненных в глубине моего существа, не было ни одного дня забвения». Это — душераздирающее признание Хуана Рамиреса де Лукаса, последнего человека, который видел Федерико Гарсиа Лорку живым в Мадриде. Воспоминания, воссоздающие обстоятельства знакомства Хуана Рамиреса с поэтом, с разрешения его брата Хесуса выходят в «Газете Эстремадуры».
— Как Хуан Рамирес пережил расстрел Гарсиа Лорки?
— Эх... Говорят, что в знак сожаления о том, что Хуан не уехал с Лоркой в Мексику, он отправился в Голубую дивизию, но это неправда. Я пережил те времена: война закончилась, одни победили, другие потерпели поражение... Над всеми тогда витал дух единства, которым глубоко проникалась молодежь — мальчики 17-19 лет. На самом деле, двое моих братьев, Антонио (врач-психиатр) и Хуан, отправились в Голубую дивизию добровольцами вместе со многими друзьями из Альбасете. Люди, которые совершенно не в теме, пишут, что он ушел, чтобы искупить свои грехи, что он чувствовал себя виноватым в смерти Лорки, — это полная чушь, полнейшая. Как он пережил смерть Лорки? Он рассказывает об этом в своих воспоминаниях. Я разрешаю опубликовать рассказ о том, как он узнал о гибели Гарсиа Лорки и как отреагировал на нее тогда, в августе 1936 года. Он был в Альбасете — уехал на следующий день после того, как Лорка отправился в Гранаду, — и в рукописи мы читаем: «В эту ужасную, тоскливую погоду неудивительным было любое ухудшение самочувствия, и меня сие не миновало. На правой руке, над костями запястья и нижней частью указательного пальца, начали возникать нарывы. Их вид настолько не понравился моему брату Отониэлю, врачу, что он решил вмешаться. Должно быть, это было в конце августа (Лорка умер 18 августа 1936 года). «У меня нет анестезии, — сказал он мне, — так что может быть больно, — и когда вскрывал скальпелем мой больной палец, добавил: — Говорят, что убили Федерико Гарсиа Лорку». С этого момента я больше не ощущал ни самой операции, ни того, как заживала прооперированная рука. Удар был настолько внезапным и молниеносным, что я словно утратил все чувства. Их место заняла такая оглушающая и ослепляющая душевная боль, что любая боль физическая перед ней меркла. Я молчал. Я не мог ни кричать, ни стонать, ни поделиться этой болью с другими. Потом я пытался читать газеты, новости в которых были противоречивыми. Правда это была или нет? Моим убежищем с того дня стала мансарда, каморка, в которой хранилась ненужная мебель и зимняя одежда и которая служила для нас местом детских игр. Сидя у окна, за перекрестьями железных прутьев решетки, я часами ждал закатного света, который появлялся на старых замшелых черепичных крышах. Это был единственный миг утешения, и я цеплялся за него в надежде, что все это окажется очередной газетной уткой, что Федерико не убили. Почему они должны были убить его? Его, самого известного в то время поэта и драматурга, признанного во всем мире? Его, который не замарал себя политикой, потому что был выше этого? Почему?». Этот документ — исключительно для публикации в «Газете Эстремадуры». Мой брат написал это спустя семьдесят лет. Мощно, правда? Я не могу спокойно читать его воспоминания.
— Лорка и Хуан прощаются на вокзале Аточа. Каким было это прощание?
— В своих воспоминаниях мой брат рассказывает об этом так: «Раздался свисток паровоза — сигнал к отправлению, и я не смог удержаться от слез, так грустно мне стало. Не плачь, сказал он, два месяца пройдут быстро. Два месяца, которые так никогда и не прошли. Два месяца, которые превратились в восемьсот шестьдесят четыре — и за все эти месяцы для воспоминаний, сохраненных в глубине моего существа, не было ни одного дня забвения».
— Хуан хранил эти документы...
— Да. Документы хранились в деревянном ящике, который наша сестра Лола, монахиня, много лет сберегала в монастыре. После смерти Лолы Хуан забрал этот ящик в свой дом, который располагался в самом настоящем храме, и мы нашли его, словно клад. Ящик находился в комнате, смежной с гостиной, возле большой коллекции графики. Все вместе это походило на студию. Открываем деревянный ящик — и видим четыре подлинных рисунка Лорки, подписанных им, стихотворение о «Блондине из Альбасете» и письмо Федерико — ответ на письмо Хуана. Хуан писал Лорке о семейных проблемах, которые мешали ему уехать с поэтом в Мексику. Письмо Лорки датировано 18 июля 1936 года, днем мятежа. К этому добавляются воспоминания о его отношениях с Федерико, которые Хуан написал 70 лет спустя.
— Как начинаются воспоминания Хуана?
— Их начало объясняет, почему он решил написать эти воспоминания и вообще оставить наследие: «На протяжении шестидесяти с лишним лет я сомневался, стоит ли писать воспоминания о самых важных днях моей жизни. О мгновениях, настолько наполненных чувствами, что они оставили в душе неизгладимый след... хотя пролетели они так быстро! Сомнения возникали из-за характера темы и, конечно же, из-за образовательных и общественных комплексов, которые прилипают к вам, как ядовитый плющ, но без которых очень трудно, почти невозможно обойтись. Если я решился сделать это в сентябре 1996 года, то только потому что считаю: я не имею права уносить с собой эту тайну и лишать будущие поколения знаний о подробностях, касающихся Федерико, великого поэта и драматурга. Все, что касается гениальных личностей, вызывает постоянный и всеобщий интерес — вплоть до мельчайших и самых интимных деталей, даже те вещи, которые, казалось бы, не признаются обществом. Что бы мы только не дали сегодня, чтобы узнать побольше о таких людях, как Платон, Будда, фараоны, Иоанн Креститель, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Эль Греко, Сервантес, Христофор Колумб, Моцарт, Бетховен, Бах, Ницше или Веласкес, и многие другие, которые выделялись подобно вершинам среди толпы посредственностей? Каждый человек — результат воздействия благоприятных, неблагоприятных и нейтральных обстоятельств, которые могут повторяться, стать пожизненной рутиной. Но когда человека называют гением, то есть исключительным по своим возможностям, перспектива узнать о его жизни, образе мышления, методах работы вызывает необычайный интерес. Это главная причина, по которой я наконец решил записать воспоминания о тех счастливых, радостных, трагических и печальных днях».
Вторая часть интервью взята здесь: www.elperiodicoextremadura.com/noticias/masperi...
