Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Не утерпела, забежала вчера вперед и почитала про весну 30-го года на Кубе.
До сих пор улыбка до ушей. И почему он там так мало побыл? Хотя для него 3 месяца не так уж мало - успел он за это время ой-ой сколько!
Лекции, чтения, дружеское общение - в узком кругу и на шумных вечеринках, работа над "Когда пройдет пять лет", "Публикой"... Один побег в Сантьяго, втихаря от друзей, за 600 миль от столицы - фактически на другой конец острова! - чего стоит! "Я ведь обещал гражданам Сантьяго, что они меня услышат!"
И, кстати, умница Гибсон совершенно верно замечает, что одной из самых распространенных иллюзий у общавшихся с Федерико было ощущение "самости" его дружбы с ними в тот или иной период его жизни. Что именно они - его самые близкие друзья и знают о нем все, вплоть до сокровенного. Вот так и семейная пара, Антонио Кеведо и Мария Муньос, потерпели поражение в своих попытках "монополизировать" Федерико во время его пребывания в Гаване. Он просто-напросто удрал от них, в своей излюбленной манере, посреди очередной вечеринки, сел в поезд и поехал в Сантьяго. Его выступление там имело огромный успех, а когда он вернулся в Гавану, друзья "стояли на ушах": как же так, он их не предупредил! В этой поездке и был написан "Son de negros en Cuba".
Но вот странное обстоятельство: Гибсон нигде не упоминает о встрече с молодым Николасом Гильеном. Более того, это имя отсутствует в именном указателе к книге! А помните, какой красивый эпизод связан с этой фамилией у Осповата? Между прочим, Лев Самойлович Осповат не сам его придумал, он общался со своими "фигурантами". В воспоминаниях Гильена (Хорхе) его однофамилец также упоминается в цитате из речи Лорки на "сборище" испанских поэтов в начале 30-х годов. А у Гибсона - ни полслова... Попытаюсь покопаться...
Больше всего повеселила фраза: "Cardoza y AragOn... provides no solid information about the poet's amorose activity in Cuba. Many anecdotes still circulate in Havana about this."
До сих пор улыбка до ушей. И почему он там так мало побыл? Хотя для него 3 месяца не так уж мало - успел он за это время ой-ой сколько!Лекции, чтения, дружеское общение - в узком кругу и на шумных вечеринках, работа над "Когда пройдет пять лет", "Публикой"... Один побег в Сантьяго, втихаря от друзей, за 600 миль от столицы - фактически на другой конец острова! - чего стоит!
"Я ведь обещал гражданам Сантьяго, что они меня услышат!"И, кстати, умница Гибсон совершенно верно замечает, что одной из самых распространенных иллюзий у общавшихся с Федерико было ощущение "самости" его дружбы с ними в тот или иной период его жизни. Что именно они - его самые близкие друзья и знают о нем все, вплоть до сокровенного. Вот так и семейная пара, Антонио Кеведо и Мария Муньос, потерпели поражение в своих попытках "монополизировать" Федерико во время его пребывания в Гаване. Он просто-напросто удрал от них, в своей излюбленной манере, посреди очередной вечеринки, сел в поезд и поехал в Сантьяго. Его выступление там имело огромный успех, а когда он вернулся в Гавану, друзья "стояли на ушах": как же так, он их не предупредил! В этой поездке и был написан "Son de negros en Cuba".
Но вот странное обстоятельство: Гибсон нигде не упоминает о встрече с молодым Николасом Гильеном. Более того, это имя отсутствует в именном указателе к книге! А помните, какой красивый эпизод связан с этой фамилией у Осповата? Между прочим, Лев Самойлович Осповат не сам его придумал, он общался со своими "фигурантами". В воспоминаниях Гильена (Хорхе) его однофамилец также упоминается в цитате из речи Лорки на "сборище" испанских поэтов в начале 30-х годов. А у Гибсона - ни полслова... Попытаюсь покопаться...
Больше всего повеселила фраза: "Cardoza y AragOn... provides no solid information about the poet's amorose activity in Cuba. Many anecdotes still circulate in Havana about this."
