Думается о грустном, а глаза смотрят на радостное.
Две замечательных фотографии времен дружбы с Дали, Бунюэлем и Хосе (Пепином) Бельо.
Первая — студенческая постановка "Дона Хуана Тенорио" Хосе Соррильи. В роли дона Хуана товарищ Бунюэль, крайний слева молодой человек — некто Escultor.
Второй снимок сделан товарищем Бунюэлем собственноручно. Надо сказать, молодец товарищ Бунюэль! Отлично поработал.
«Федерико в полете (фото Л. Бунюэля)» на Яндекс.Фотках
читать дальше
A José Bello (1)
[Granada, enero de 1924]
Querido Pepín: El lunes (si otra cosa no ocurre y Dios quiere) llegaremos en el rápido de la noche Paquito (que se va a París) y yo. No estaré en tu habitación, no tengas cuidado, y tu padre puede estar satisfecho porque yo no te molestaré. Avisa a Emilio [Prados] y a los amigos y dile a Luis Buñuel que encargue a Lizcano mi plaza con mucho empeño. Ya le he escrito pero no está de más un aviso. Siento no vivir contigo. (Al fin y al cabo el hombre es un animal de costumbre.) Adiós, queridísimo Pepín. ¡Hasta el lunes!
Federico
Хосе Бельо Ласьерре (№1)
Гранада, январь 1924 г.
Дорогой Пепин!
В понедельник (если ничего не случится и если на то будет воля Божья) мы с Пакито (который уезжает в Париж) прибываем ночным скорым. Не волнуйся, в твоей комнате я не поселюсь, так что твой отец может быть доволен: я тебя не побеспокою. Предупреди Эмилио (Прадоса) и друзей, и скажи Луису Бунюэлю, чтобы он отдал моё место Лискано только за хорошие деньги. Я уже писал ему, но еще одно предупреждение будет нелишним. Жаль, что мне не жить с тобой. (В конце концов, человек — это лишь животное, имеющее привычки). Прощай, дорогой Пепин. До понедельника!
Федерико.
A su familia (57)
[Membrete:]
Residencia de Estudiantes
Pinar, 17
Madrid
[Madrid, febrero de 1924]
Queridísimos padres y hermanas: No os he escrito antes porque estuve copiando varios poemas míos y arreglándolos para mandarlos a una revista importante de París donde saldrán traducidos por Valéry Larbaud, el mejor crítico de Francia.
Mis cosas van bien, mejor dicho andan, y ya es bastante en esta época de dificultades literarias y luchas encarnizadas. Ya están copiando a máquina los Cristobícal y empiezan a dirigirlos muy pronto, aunque Gregorio no sabe cuándo se podrán montar, si en seguida o más tarde. Dependo del éxito o el fracaso de dos obras que se tienen necesariamente (pues ya están en el teatro hace años) que estrenar antes. Pero de todas maneras yo estoy ya buscando figurines, pues me han encargando (caso raro) que los dirija todos sin intervención de nadie. De todas maneras yo tengo que estar encima de todo y hacer acto de presencia en todos sitios, pues hasta que uno tiene ya fama, como le pasa a Falla, hay que hacerse ver en todas partes para dar fe de que uno no se ha muerto, ni piensa morirse en muchos años, como quisieran muchos a quienes estorbo totalmente en sus planes ambiciosos.
Oye, mamá, no se te olvide mandar una caja de dulces de monja bien surtida para los niños de [Enrique Diez-] Cañedo, que se porta conmigo de la manera más cariñosa y simpática que hay en el mundo. Y envíame mi gabardina trinchera que me hace falta, un peine, un esterillo de cama, la trincha del brigo, un bote de colonia y una botellita de ron, porque si no papá se las va a beber solo y no conviene. El esterillo, que sea bueno y grande. Todo esto me lo puedes enviar con el hombre maquinista que conoce la madre de Ortiz (por ejemplo), o en una caja. Gracias anticipadas. Paquito escribe entusiasmado de París, con razón. Yo creo que le va a servir de mucho.
Adiós, recuerdos a todos, a Falla y Carmen y a la familia, y para vosotros un ¡ay, qué ojos para la niña! y besos a Conchita y a ti, mamá, y papá, de vuestro hijo
Federico
Mamá, ¿cómo sigues?, ¿te das las corrientes? Escríbeme en seguida contándome todo.
Родным (№57)
Мадрид, февраль 1924 г.
Дорогие родители и сестренки!
Не ответил вам раньше, потому что переписывал и выправлял несколько своих стихотворений, чтобы послать их в одно солидное парижское обозрение. Там их должны напечатать в переводе Валери Ларбо, лучшего литературного критика Франции.
Дела мои движутся неплохо, точнее сказать, идут, и хватит уже на сегодня писательских затруднений и кровопролитных сражений.
Уже отпечатаны набело несколько экземпляров "Дона Кристобаля", и начато распределение ролей, хотя Грегорио и не знает, когда будет всё готово, теперь же или позднее. Всё зависит от успеха или провала еще двух пьес, которые им обязательно надо поставить сначала (хотя эти пьесы уже давно идут в других театрах). Но в любом случае, я уже ищу модели костюмов, потому что мне пообещали (странная вещь!), что я всё решу и выберу сам, без чьего-либо вмешательства. Как бы там ни было, мой голос должен быть решающим во всём. Мне надо хотя бы ненадолго показаться везде, чтобы создать эффект присутствия. Ведь пока не добьешься известности (как это случилось с Фальей), ты должен быть на глазах у всех и каждого, чтобы показать, что ты не умер и не собираешься умирать в ближайшую сотню лет, как бы ни хотелось этого тем, кому ты мешаешь в исполнении их амбициозных планов.
Мама, не забудь отправить полную коробку пирожных для детишек (Энрике Диеса)-Канедо, который относится ко мне со всей возможной лаской и заботливостью. И вышли мне мой габардиновый плащ, который мне очень нужен, расческу, покрывало на постель, пряжку для пояса пальто, флакон одеколона и бутылочку рома, если папа не выпил его в одиночку, никому не сказав. Покрывало нужно большое и красивое. Всё это можешь передать мне с машинистом, который знаком с матушкой Ортиса, к примеру, или по почте в коробке. Заранее благодарю. Пакито пишет из Парижа бодрые письма, наверное, не без основания. Думаю, что ему эта поездка будет очень полезна.
прощайте, передавайте всем приветы, Фалье и Кармен, семье, а вам — "ах, что за глазки у девочки!" — целую Кончиту,тебя, мама, и папу. Ваш сын
Федерико.
Мама, как ты? ты в курсе дел? Напиши мне как можно скорее обо всём.
A su familia (58)
[Membrete:]
Residencia de Estudiantes
Pinar, 17
Madrid
[Madrid, febrero de 1924]
Queridísimos padres: No os escribí antes por haber estado muy ocupado en mis asuntos, pero hoy lo hago encantado, como siempre, de haber recibido carta vuestra (¡qué pluma más mala!). Está muy mal que tardéis tanto tiempo en contestarme y no me deis noticias de cómo estás tú de tus piernas y papá de su azuquítar. De todas maneras escribidme pronto.
De Paquito estoy indignado pues ésta es la hora que no sé ni dónde vive y, exceptuando una postal, no sé más cosas de su viaje. Vosotros debéis regañarle y decirle que es poco cariñoso conmigo y sus amigos de aquí, que tanto le quieren.
No te puedes figurar lo que me ha gustado que Laurita esté en casa, pues ella, que es tan mona, habrá sido el encanto de estos días.
A don Fernando y Gloria les escribiré (con mejor pluma desde luego) dándoles mi más sentido pésame.
Si veis a Falla dadle muchos abrazos y recuerdos a María del Carmen, a toda la familia, a Enriquito y amigos y para vosotros mil besos de vuestro hijo y hermano
Federico
A las muchachas y Mamá Yaya y Dolores, muchas cosas.
Родным (№58)
(Мадрид, февраль 1924 г.)
Дорогие родители, не писал вам прежде, потому что был занят своими делами, но теперь я получил ваше письмо (чему очень рад!) и спешу ответить (но какое же ужасное перо!). Скверно, что вы так долго тянули с ответом мне и не рассказывали о вашем самочувствии. Как твои ноги? и как папин сахарок? В любом случае напишите мне не откладывая.
Я возмущен поведением Пакито, он молчит, и я не знаю ни где он теперь живет, ни подробностей его путешествия. прислал всего одну открытку. Поругайте его и скажите, что это скверно по отношению ко мне и любящим его здешним друзьям.
Не представляешь, как я был доволен присутствием Лауриты в доме, потому что она своей очаровательной непосредственностью и веселым кривляньем развеселила всех.
Я напишу дону Фернандо и Глории (разумеется, возьму перо получше) с выражением соболезнования.
Если увидишь Фалью, обними его от меня и передай привет Марии дель Кармен, всей семье, Энрикито и друзьям. Целую вас обоих тысячу раз, ваш сын и брат
Федерико.
Приветы и поцелуи девочкам, бабушке и Долорес.