читать дальше
| «Antonio Torres Heredia, hijo y nieto de Camborios, con una vara de mimbre va a Sevilla a ver los toros. Moreno de verde luna anda despacio y garboso. Sus empavonados bucles le brillan entre los ojos. A la mitad del camino cortó limones redondos, y los fue tirando al agua hasta que la puso de oro. Y a la mitad del camino, bajo las ramas de un olmo, guardia civil caminera lo llevó codo con codo. El día se va despacio, la tarde colgada a un hombro, dando una larga torera sobre el mar y los arroyos. Las aceitunas aguardan la noche de Capricornio, y una corta brisa, ecuestre, salta los montes de plomo. Antonio Torres Heredia, hijo y nieto de Camborios, viene sin vara de mimbre entre los cinco tricornios. Antonio, ¿quién eres tú? Si te llamaras Camborio, hubieras hecho una fuente de sangre con cinco chorros. Ni tú eres hijo de nadie, ni legítimo Camborio. ¡Se acabaron los gitanos que iban por el monte solos! Están los viejos cuchillos tiritando bajo el polvo. A las nueve de la noche lo llevan al calabozo, mientras los guardias civiles beben limonada todos. Y a las nueve de la noche le cierran el calabozo, mientras el cielo reluce como la grupa de un potro.» | Антоньо Торрес Эредья, Камборьо сын горделивый, в Севилью смотреть корриду шагает с веткою ивы. Зелёной луны смуглее, шагает, высок и тонок. Блестят над глазами кольца его кудрей вороненых. Лимонов на полдороге нарезал он в час привала и долго бросал их в воду, пока золотой не стала. И где-то на полдороге, под тополем на излуке, ему впятером жандармы назад заломили руки. Медленно день уходит поступью матадора и плавным плащом заката обводит моря и долы. Тревожно чуют оливы вечерний бег Козерога, а конный ветер несется в туман свинцовых отрогов. Антоньо Торрес Эредья, Камборьо сын горделивый, среди пяти треуголок шагает без ветки ивы... Антоньо! И это ты? Да будь ты цыган на деле, здесь пять бы ручьев багряных, стекая с ножа, запели! И ты еще сын Камборьо? Подкинут ты в колыбели! Один на один со смертью, бывало, в горах сходились. Да вывелись те цыгане! И пылью ножи покрылись... Открылся засов тюремный, едва только девять било. А пятеро конвоиров вином подкрепили силы. Закрылся засов тюремный, едва только девять било... А небо в ночи сверкало, как круп вороной кобылы! |
Это стихотворение Лорки, названное «Арест Антоньито эль Камборьо на севильской дороге», вызывает в памяти прекрасную самбру «Антонио Варгас Эредья», сочинённую предположительно, Хоакином де ла Оливой (Joaquín de la Oliva) и Хуаном Мостасо (Juan Mostazo) в 1938 году для фильма «Кармен из Трианы» ("Carmen la de Triana"). Мануэль Франсиско Рейна пишет: «По поводу этой песни существует давний спор: некоторые люди считают её автором Рафаэля де Леон, который продал своё стихотворение музыкантам и текстовикам, а те впоследствии зарегистрировали авторство. Сам Рафаэль де Леон в силу своей скромности никогда не высказывался на эту тему из уважения к этому прекраснейшему произведению».
Антонио Варгас Эредиа был достоин своего народа и происхождения — в отличие от Антонио Торреса Эредии, бывшего трусом и позволившего себя арестовать за кражу лимонов на севильской дороге.
| «Con un clavel grana sangrando en la boca. Con una varita de mimbre en la mano, por una verea que lleva hasta el río iba Antonio Vargas Heredia, el gitano. Entre los naranjos, la luna lunera ponía en su frente su luz de azahar. Y cuando apuntaron las claras del día llevaba reflejos de verde olivar. Antonio Vargas Heredia, flor de la raza calé... Cayó el mimbre de tus manos y de tu boca el clavel. De Puente Genil a Lucena, y de Loja a Benamejí, las mocitas de Sierra Morena se mueren de pena llorando por ti. Era Antonio Vargas Heredia, el gitano, el más arrogante y el mejor plantao. Y por los contornos de Sierra Morena no lo hubo más bueno, más guapo y honrao. Pero por culpita de una hembra gitana, su faca en el pecho de un hombre se hundió. Los celos malditos nublaron sus ojos, y preso en la trena de rabia lloró». | «С кровоточащей алой гвоздикой в зубах, с ивовой ветвью в руке, по тропинке, ведущей к реке, шёл Антонио Варгас Эредья, цыган. Среди апельсинов луна-шалунья озарила его лоб нежным сияньем. А когда занялся день, он принёс отблески зелёных олив. Антоньо Варгас Эредья, цветок цыганской расы! Выпала из твоих рук ивовая ветвь, а изо рта — гвоздика... От моста Хениля до Лусены, от Лохи до Бенамехи девушки из Сьерра Морены умирают от горя, оплакивая тебя. Это был Антонио Варгас Эредья, цыган, самый мужественный и статный. И в окрестностях Сьерра Морены не было никого более доброго, красивого и честного. Но по вине одной цыганки его нож пронзил грудь человека. Проклятая ревность затуманила его глаза, и в каталажке он плакал от ярости.» |
Кто же был этот человек, цветок цыганской расы, который свёл с ума девушек Сьерра-Морены? Конечно, тореро. В фильме «Кармен из Трианы», где главную роль сыграла Империо Аргентина, героиня проникала в драгунскую казарму, чтобы принести своему возлюбленному Антонио, заключённому там, немного табака — смягчить охранников. По прихоти судьбы, за время заключения Антонио и хождений туда-сюда Кармен влюбляется в бригадира. Когда Антонио выходит на свободу, ревность сталкивает соперников. Наконец, замыкая этот круг, Варгас Эредья погибает, подняв из пыли гвоздику, брошенную коварной, изменившей ему Кармен.
«Кармен из Трианы» снималась в Берлине сразу на испанском и немецком языках, потому что в истощённой гражданской войной Испании такой фильм был «не нужен». Режиссёром картины стал Флориан Рей, сценарий был вдохновлён новеллой Проспера Мериме. В Германии картина вышла под названием «Andalusische Nächte» («Андалусская ночь») и имела шумный успех.
Истории о ревности и вооружённых схватках захватили полмира. Если бы Антонио Варгас Эредья купил билет на самолёт от Кордовы до Буэнос-Айреса, то вполне мог бы послужить прототипом для героя танго «Silbando» Хосе Гонсалеса Кастильо, Себастьяна Пиана и Катуло Кастильо.
| «Una calle... Un farol... Ella y él... y, llegando sigilosa, la sombra del hombre aquel a quien lo traicionó una vez la ingrata moza... Un quejido y un grito mortal y, brillando entre la sombra, el relumbrón con que un facón da su tajo fatal...» | «Улица... Фонарь... Он и она... и, становясь таинственной, тень того человека, которого однажды предала неблагодарная девушка... Всхлип и предсмертный крик, и, сверкая меж теней, искра, с которой тесак наносит смертельный удар...» |
Источник: contraquerencia.blogspot.ru/2013/02/el-torero-m...