Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Сегодня схитрю — сидеть над переводом некогда, да и завтра вечером меня не будет дома (дежурство). Посему воспользуюсь готовыми переводами...
читать дальше
[Dibujo: Dos cabezas de pierrot, superpuestas]
Querido Paquito: Todos los días he pensado durante un rato largo escribirte. Todas las noches al ver tu cama vacía con el fondo de la cortina de brocatel te he echado de menos... ¡y... no he tenido la luz encendida!
Dentro de pocos días quiero marchar a Madrid. He arreglado mis libros. Han salido estupendos. Tres. Tienen, cosa que yo no creía, una rarísima unidad. Pero he de publicarlos los tres juntos porque se completan uno a otro y forman un conjunto poético de primer orden. Estoy convencido. Su aparición puede ser, y así me lo aseguran todos los amigos que están entusiasmados con la idea, un acontecimiento íntimo. Yo estoy decidido a esto. He trabajado en pulir cosas. Las suites arregladas quedan deliciosas y de un lirismo profundísimo. Son tres. Un libro de suites. Un libro de Canciones cortas, ¡el mejor! Y el Poema del cante jondo con las canciones andaluzas. El Romancero gitano quisiera reservarlo y hacer un libro sólo de romances. Estos días he hecho algunos como el de «Preciosa» y el «Prendimiento de Antoñito el Camborio». Son interesantísimos. Si me contestas pronto te los manaré. También he terminado la «Oda a Salvador Dalí», que queda una gran pieza de ciento cincuenta versos alejandrinos.
Quiero ir a Madrid a ver cómo puedo solucionar mi Mariana, que me resolverá muchas cosas, y arreglar mis libros.
En seguida de conseguir esto, quisiera irme contigo a Toulouse a devorar el francés y trabajar allí en el Diego Corrientes y crear mi lírica, que teniendo tanto vuelo está con las alas atadas.
Me siento capaz de realizar una gran obra original y tengo la fe de que la haré. Necesito un secretario y un editor, que tienen que salir. Yo soy capaz de crear, pero casi nulo de realizar prácticamente lo creado. Ahora esto que he hecho obligado por la necesidad ha sido a costa de un gran esfuerzo. Pero he disfrutado como no tienes idea. He visto completas cosas que antes no veía y he puesto en equilibrio poesías que cojeaban pero que tenían la cabeza de oro.
Debes escribirme en seguida diciéndome lo que piensas y si te parece bien que venga contigo a Toulouse. ¿No crees que sería muy útil este baño antes de ir a París? Por cuatro meses que estuviera me traía el francés a casa.
Hice una espléndida excursión a las Alpujarras llegando hasta el riñon. Tardamos dos días. Ha sido rápida. Pepe Segura me ha invitado. Pero cuando vengas tenemos que ir. Yo no he visto una cosa más misteriosa y exótica. Parece mentira que esté en Europa.
Los tipos humanos son de una belleza impresionante. Nunca olvidaré el pueblo de Cañar (el más alto de España), lleno de lavanderas cantando y pastores sombríos. Nada más nuevo literariamente.
Hay, desde luego, dos razas perfectamente definidas. La nórdica, galaica, asturiana, etc., y la morisca, conservada purísimamente. Vi una reina de Saba desgranando maíz sobre una pared color ratón y violeta, y vi a un niño de rey disfrazado de hijo de barbero.
No hay comunicaciones. Son finos, hospitalarios y, excepto los secretarios de ayuntamiento, tienen noción de la belleza del país.
Ponen un acento oscuro a todas las sílabas. Así dicen Buenos días. Como gracias a Dios ya ha pasado el romanticismo y no hay viajeros franceses ni ingleses que quieran hacer viajes líricos la Alpujarra se conservará bien.
El país está gobernado por la Guardia Civil. Un cabo de Carataunas, a quien molestaban los gitanos, para hacer que se fueran los llamó al cuartel y con las tenazas de la lumbre les arrancó un diente a cada uno diciéndoles: «Si mañana estáis aquí caerá otro». Naturalmente los pobres gitanos mellados tuvieron que emigrar a otro sitio. Esta Pascua en Cañar un gitanillo de catorce años robó cinco gallinas al alcalde. La Guardia Civil le ató un madero a los brazos y lo pasearon por todas las calles del pueblo, dándole fuertes correazos y obligándole a cantar en alta voz. Me lo contó un niño que vio pasar la comitiva desde la escuela. Su relato tenía un agrio realismo conmovedor. Todo esto es de una crueldad insospechada... y de un fuerte sabor fernandino.
Aquí estamos todos buenos. Mamá y las niñas están abajo comiendo. Petra estará rabiando en la cocina. Papá en la huerta. Hay un cielo denso de lapislázuli. Ayer estuvimos en la Calahorra con nuestro Fiat. Vinieron Falla, Valdecasas, Luna, Torres López y Segura. Un día inolvidable. El castillo del renacimiento con el fondo de Sierra Nevada es maravilloso. Su constructor, el marqués de Zenete, estuvo a punto de casarse con Lucrecia Borgia. A la vuelta pasamos por la epis¬copal y melancólica ciudad de Guadix. Falla estaba entusiasmado. Al pasar por la calle de Santa María de la Cabeza, del más puro estilo español, vimos ¡casi intacta!, ¡¡la casa del Zagal!!, de traza morisca. España es inagotable a pesar de los norteamericanos que se la están llevando poco a poco.
Adiós. Muchos besos de tu hermano,
Милый Пакито!
Уже давно собираюсь написать тебе. Как увижу вечером твою пустую кровать за синей ширмой — такая тоска нахлынет!.. Даже света не зажигаю.
На днях думаю ехать в Мадрид. Книги свои привел в порядок. Славные книги — целых три. Есть в них (чего я никак не ожидал) поразительная цельность. Хочу, чтобы все три вышли разом — они дополняют друг друга, образуя первоклассное поэтическое единство. В этом я убежден. Их появление (так и друзья говорят — они в восторге от этой идеи) может стать событием глубинным. И я решился. Я долго их шлифовал. Выправил сюиты. Целая книга сюит! Еще книга коротких песен — она лучше всех. И “Поэма канте хондо” с андалузскими песнями. “Цыганское Романсеро” пока придержу — будет отдельная книга, только романсы. Недавно сделал еще два — “Пресьосу” и “Как схватили Антоньито Эль Камборьо”. Получилось весьма любопытно. Если ты мне сразу ответишь, пришлю оба. Еще кончил “Оду Сальвадору Дали” — это большая вещь (сто пятьдесят александрийских стихов).
Мне надо ехать в Мадрид — выяснить, что с Марианой [пьеса “Мариана Пинеда”] (это разрешит многое), и заняться книгами.
А потом я хотел бы уехать с тобой в Тулузу, накинуться на французский и писать там Диего Коррьентеса и лирику — ведь она рвется в полет, а крылья связаны.
Я чувствую, что способен сделать что-то большое, свое, и верю, что сумею. Мне нужен издатель и секретарь — это совершенно необходимо. Я могу сотворить, а вот распорядиться сотворенным — нет. Все, что я сейчас сделал, я делал от безвыходности, и стоило это мне огромных усилий. Но зато я доволен — ты себе и не представляешь как. Я увидел книгу всю разом, такого прежде не случалось, и выправил, а то кое-какие раскрасавицы хромали.
Обязательно напиши мне сразу, что ты думаешь насчет нашей поездки в Тулузу. Мне кажется, эти купанья пойдут нам на пользу перед Парижем. Через четыре месяца я буду обходиться с французским по-свойски.
Я был в Альпухарре — это поразительно! И добрались мы до самой сердцевины. Правда, всего два дня. Это Пепе Сегура меня вытащил. Когда вернешься, обязательно съездим вместе. Я в жизни не видал ничего необычнее и загадочнее. Нельзя поверить, что это Европа.
Люди там поразительно красивы. Угрюмые пастухи Каньяра (это горное селенье, выше которого жилья уже нет) и песни крестьянок, что стирают у ручья,— такое не забывается. И как это ново — с чисто литературной точки зрения!
Там две расы, и различие бросается в глаза. Северяне –– галисийцы и астурийцы — и чистокровные арабы. Я видел царицу Савскую — на серо-лиловых камнях она молотила кукурузу; я видел наследника престола, переодетого сыном цирюльника.
Связи с миром никакой. Люди приветливы, гостеприимны, и все, кроме чиновников, чувствуют красоту своей земли.
Речь их протяжна и сумрачна: на каждом слоге свое ударение: дóбрóй нóчи. Даст бог, так и останется. И будем надеяться, сюда не ринутся франки и англосаксы в поисках острых поэтических ощущений, благо времена романтизма миновали.
Вся власть здесь в руках жандармерии. Каратаунасскому капралу чем-то досадили цыгане, он задумал их выжить, а для того согнал на казарменный двор, взял каминные щипцы и вырвал у каждого по зубу, приговаривая: “Не уберешься, завтра другой дернем!” Конечно, бедолаги-цыгане пошли куда глаза глядят. В Каньяре на пасху четырнадцатилетний цыганенок украл у алькальда пять куриц. Жандармы схватили его, прикрутили к кресту и так, бичуя, протащили по деревне, велев ему петь. Мне рассказал это паренек, который сам видел процессию из школьного окна. И столько жгучего и мучительного было в его словах! Такая жестокость выходит за рамки понимания... от нее веет средневековой жутью.
Дома все здоровы. Мама и сестры сейчас внизу, обедают. Петра буйствует на кухне. Папа в саду. А небо — густая ляпис-лазурь. Вчера мы ездили, благо есть “фиат”, в Калаорру [город в провинции Гранада] — с Фальей, Вальдекасасом, Луной, Торресом Лопесом и Сегурой. Изумительный день! Замок времен Возрождения на фоне снежных гор великолепен. Его архитектор, маркиз де Сенете, чуть было не женился на Лукреции Борджа. А на обратном пути заехали в Гуадис [старинный город в 60 км от Гранады; резиденция епископа], печальный, церковный город. Фалья был очарован. Идем мы по улице Санта Мария де ла Кабеса (чисто испанская, почти не испорченная улочка), и вдруг — дом Сагаля, чисто мавританский силуэт! Да, Испания неисчерпаема, хоть американцы и разворовывают ее потихоньку.
Целую тебя. Прощай —
Пер. Н. Р. Малиновской
читать дальше
A Francisco García Lorca (5)
[Dibujo: Dos cabezas de pierrot, superpuestas]
[Granada, febrero de 1926]
Querido Paquito: Todos los días he pensado durante un rato largo escribirte. Todas las noches al ver tu cama vacía con el fondo de la cortina de brocatel te he echado de menos... ¡y... no he tenido la luz encendida!
Dentro de pocos días quiero marchar a Madrid. He arreglado mis libros. Han salido estupendos. Tres. Tienen, cosa que yo no creía, una rarísima unidad. Pero he de publicarlos los tres juntos porque se completan uno a otro y forman un conjunto poético de primer orden. Estoy convencido. Su aparición puede ser, y así me lo aseguran todos los amigos que están entusiasmados con la idea, un acontecimiento íntimo. Yo estoy decidido a esto. He trabajado en pulir cosas. Las suites arregladas quedan deliciosas y de un lirismo profundísimo. Son tres. Un libro de suites. Un libro de Canciones cortas, ¡el mejor! Y el Poema del cante jondo con las canciones andaluzas. El Romancero gitano quisiera reservarlo y hacer un libro sólo de romances. Estos días he hecho algunos como el de «Preciosa» y el «Prendimiento de Antoñito el Camborio». Son interesantísimos. Si me contestas pronto te los manaré. También he terminado la «Oda a Salvador Dalí», que queda una gran pieza de ciento cincuenta versos alejandrinos.
Quiero ir a Madrid a ver cómo puedo solucionar mi Mariana, que me resolverá muchas cosas, y arreglar mis libros.
En seguida de conseguir esto, quisiera irme contigo a Toulouse a devorar el francés y trabajar allí en el Diego Corrientes y crear mi lírica, que teniendo tanto vuelo está con las alas atadas.
Me siento capaz de realizar una gran obra original y tengo la fe de que la haré. Necesito un secretario y un editor, que tienen que salir. Yo soy capaz de crear, pero casi nulo de realizar prácticamente lo creado. Ahora esto que he hecho obligado por la necesidad ha sido a costa de un gran esfuerzo. Pero he disfrutado como no tienes idea. He visto completas cosas que antes no veía y he puesto en equilibrio poesías que cojeaban pero que tenían la cabeza de oro.
Debes escribirme en seguida diciéndome lo que piensas y si te parece bien que venga contigo a Toulouse. ¿No crees que sería muy útil este baño antes de ir a París? Por cuatro meses que estuviera me traía el francés a casa.
Hice una espléndida excursión a las Alpujarras llegando hasta el riñon. Tardamos dos días. Ha sido rápida. Pepe Segura me ha invitado. Pero cuando vengas tenemos que ir. Yo no he visto una cosa más misteriosa y exótica. Parece mentira que esté en Europa.
Los tipos humanos son de una belleza impresionante. Nunca olvidaré el pueblo de Cañar (el más alto de España), lleno de lavanderas cantando y pastores sombríos. Nada más nuevo literariamente.
Hay, desde luego, dos razas perfectamente definidas. La nórdica, galaica, asturiana, etc., y la morisca, conservada purísimamente. Vi una reina de Saba desgranando maíz sobre una pared color ratón y violeta, y vi a un niño de rey disfrazado de hijo de barbero.
No hay comunicaciones. Son finos, hospitalarios y, excepto los secretarios de ayuntamiento, tienen noción de la belleza del país.
Ponen un acento oscuro a todas las sílabas. Así dicen Buenos días. Como gracias a Dios ya ha pasado el romanticismo y no hay viajeros franceses ni ingleses que quieran hacer viajes líricos la Alpujarra se conservará bien.
El país está gobernado por la Guardia Civil. Un cabo de Carataunas, a quien molestaban los gitanos, para hacer que se fueran los llamó al cuartel y con las tenazas de la lumbre les arrancó un diente a cada uno diciéndoles: «Si mañana estáis aquí caerá otro». Naturalmente los pobres gitanos mellados tuvieron que emigrar a otro sitio. Esta Pascua en Cañar un gitanillo de catorce años robó cinco gallinas al alcalde. La Guardia Civil le ató un madero a los brazos y lo pasearon por todas las calles del pueblo, dándole fuertes correazos y obligándole a cantar en alta voz. Me lo contó un niño que vio pasar la comitiva desde la escuela. Su relato tenía un agrio realismo conmovedor. Todo esto es de una crueldad insospechada... y de un fuerte sabor fernandino.
Aquí estamos todos buenos. Mamá y las niñas están abajo comiendo. Petra estará rabiando en la cocina. Papá en la huerta. Hay un cielo denso de lapislázuli. Ayer estuvimos en la Calahorra con nuestro Fiat. Vinieron Falla, Valdecasas, Luna, Torres López y Segura. Un día inolvidable. El castillo del renacimiento con el fondo de Sierra Nevada es maravilloso. Su constructor, el marqués de Zenete, estuvo a punto de casarse con Lucrecia Borgia. A la vuelta pasamos por la epis¬copal y melancólica ciudad de Guadix. Falla estaba entusiasmado. Al pasar por la calle de Santa María de la Cabeza, del más puro estilo español, vimos ¡casi intacta!, ¡¡la casa del Zagal!!, de traza morisca. España es inagotable a pesar de los norteamericanos que se la están llevando poco a poco.
Adiós. Muchos besos de tu hermano,
Federico
Франсиско Гарсиа Лорке
Февраль 1926 г.
Милый Пакито!
Уже давно собираюсь написать тебе. Как увижу вечером твою пустую кровать за синей ширмой — такая тоска нахлынет!.. Даже света не зажигаю.
На днях думаю ехать в Мадрид. Книги свои привел в порядок. Славные книги — целых три. Есть в них (чего я никак не ожидал) поразительная цельность. Хочу, чтобы все три вышли разом — они дополняют друг друга, образуя первоклассное поэтическое единство. В этом я убежден. Их появление (так и друзья говорят — они в восторге от этой идеи) может стать событием глубинным. И я решился. Я долго их шлифовал. Выправил сюиты. Целая книга сюит! Еще книга коротких песен — она лучше всех. И “Поэма канте хондо” с андалузскими песнями. “Цыганское Романсеро” пока придержу — будет отдельная книга, только романсы. Недавно сделал еще два — “Пресьосу” и “Как схватили Антоньито Эль Камборьо”. Получилось весьма любопытно. Если ты мне сразу ответишь, пришлю оба. Еще кончил “Оду Сальвадору Дали” — это большая вещь (сто пятьдесят александрийских стихов).
Мне надо ехать в Мадрид — выяснить, что с Марианой [пьеса “Мариана Пинеда”] (это разрешит многое), и заняться книгами.
А потом я хотел бы уехать с тобой в Тулузу, накинуться на французский и писать там Диего Коррьентеса и лирику — ведь она рвется в полет, а крылья связаны.
Я чувствую, что способен сделать что-то большое, свое, и верю, что сумею. Мне нужен издатель и секретарь — это совершенно необходимо. Я могу сотворить, а вот распорядиться сотворенным — нет. Все, что я сейчас сделал, я делал от безвыходности, и стоило это мне огромных усилий. Но зато я доволен — ты себе и не представляешь как. Я увидел книгу всю разом, такого прежде не случалось, и выправил, а то кое-какие раскрасавицы хромали.
Обязательно напиши мне сразу, что ты думаешь насчет нашей поездки в Тулузу. Мне кажется, эти купанья пойдут нам на пользу перед Парижем. Через четыре месяца я буду обходиться с французским по-свойски.
Я был в Альпухарре — это поразительно! И добрались мы до самой сердцевины. Правда, всего два дня. Это Пепе Сегура меня вытащил. Когда вернешься, обязательно съездим вместе. Я в жизни не видал ничего необычнее и загадочнее. Нельзя поверить, что это Европа.
Люди там поразительно красивы. Угрюмые пастухи Каньяра (это горное селенье, выше которого жилья уже нет) и песни крестьянок, что стирают у ручья,— такое не забывается. И как это ново — с чисто литературной точки зрения!
Там две расы, и различие бросается в глаза. Северяне –– галисийцы и астурийцы — и чистокровные арабы. Я видел царицу Савскую — на серо-лиловых камнях она молотила кукурузу; я видел наследника престола, переодетого сыном цирюльника.
Связи с миром никакой. Люди приветливы, гостеприимны, и все, кроме чиновников, чувствуют красоту своей земли.
Речь их протяжна и сумрачна: на каждом слоге свое ударение: дóбрóй нóчи. Даст бог, так и останется. И будем надеяться, сюда не ринутся франки и англосаксы в поисках острых поэтических ощущений, благо времена романтизма миновали.
Вся власть здесь в руках жандармерии. Каратаунасскому капралу чем-то досадили цыгане, он задумал их выжить, а для того согнал на казарменный двор, взял каминные щипцы и вырвал у каждого по зубу, приговаривая: “Не уберешься, завтра другой дернем!” Конечно, бедолаги-цыгане пошли куда глаза глядят. В Каньяре на пасху четырнадцатилетний цыганенок украл у алькальда пять куриц. Жандармы схватили его, прикрутили к кресту и так, бичуя, протащили по деревне, велев ему петь. Мне рассказал это паренек, который сам видел процессию из школьного окна. И столько жгучего и мучительного было в его словах! Такая жестокость выходит за рамки понимания... от нее веет средневековой жутью.
Дома все здоровы. Мама и сестры сейчас внизу, обедают. Петра буйствует на кухне. Папа в саду. А небо — густая ляпис-лазурь. Вчера мы ездили, благо есть “фиат”, в Калаорру [город в провинции Гранада] — с Фальей, Вальдекасасом, Луной, Торресом Лопесом и Сегурой. Изумительный день! Замок времен Возрождения на фоне снежных гор великолепен. Его архитектор, маркиз де Сенете, чуть было не женился на Лукреции Борджа. А на обратном пути заехали в Гуадис [старинный город в 60 км от Гранады; резиденция епископа], печальный, церковный город. Фалья был очарован. Идем мы по улице Санта Мария де ла Кабеса (чисто испанская, почти не испорченная улочка), и вдруг — дом Сагаля, чисто мавританский силуэт! Да, Испания неисчерпаема, хоть американцы и разворовывают ее потихоньку.
Целую тебя. Прощай —
Твой брат Федерико
Пер. Н. Р. Малиновской
@темы: Федерико, 40 любимых фотографий