Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Пусть и в личном дневнике будет)
...не отпускает меня этот текст. Решила поучаствовать в конкурсе ВКонтакте, раскопала его, перечитала, довела до ума и представляю вашему вниманию. Замечания приветствуются.
Влюблённые, убитые голубкой
из книги «Поэт в Нью-Йорке», 1930 год.
читать дальше— Они оба хотели этого, — сказала мне его мать. — Оба…
— Это невозможно, сеньора, — ответил я. — Вы слишком темпераментны, а в вашем возрасте пора бы уже знать, отчего булавочными уколами осыпается роса.
— Тише, Лусиано, тише...
Нет, нет, Лусиано, нет.
— Чтобы вынести звук этого имени, я должен обуздать боль воспоминаний. И вы верите, что эта маленькая челюсть и эта детская ручка, забытые в волнах, могут утешить меня в моей печали?
— Они оба этого хотели, ― сказала мне его двоюродная сестра. — Оба.
Я стал смотреть на море — и тут понял всё.
Возможно ли, чтобы из клюва этой жестокой голубки с сердцем слона излилась лунная бледность удаляющегося океанского лайнера?
— Ведь не однажды я защищался от волков одной лишь ложкой. Я не виновен ни в чём; Вы это знаете. Боже мой! Я плачу.
— Они оба этого хотели, — говорю я. — Оба. Яблоко всегда будет возлюбленным, но возлюбленный никогда не сможет быть яблоком.
— Поэтому они и умерли, да, поэтому. Прожив двадцать рек и одну растерзанную зиму.
— Всё было очень просто. Их любовь была превыше мёртвых музейных ценностей.
Рука правая —
с левой рукой.
Рука левая —
с рукою правой.
Стопа правая —
с правой стопой.
Стопа левая —
с облаком.
Волосы —
с подошвой,
а подошва —
с левой щекою.
Ах, левая щека! Ах, северо-запад кораблей и ртутных муравьев!.. Дай мне платок, Хеновева, я стану плакать. Я стану плакать до тех пор, пока из глаз моих не хлынут бессмертники... Они уснули.
Не бывало зрелища более нежного...
Вы услышали меня?
Они уснули!
Бедро левое —
у левого предплечья.
Закрытые глаза —
и выпущенные когти.
Стан, и затылок,
и взморье.
И четыре маленьких уха были четырьмя ангелами в шалаше снегопада. Они жаждали. Они любили. Вопреки закону тяготения. Разница между шипом розы и кинозвездой очень проста.
Когда они это поняли, то отправились в деревню. — Они любили.
Боже мой! Они любили под взглядами химиков.
Спина и земля,
земля и анис.
Луна и спящее плечо.
И станы, перекрещенные стеклянным звоном.
Я видел, как дрожали их щёки, когда университетские профессора принесли им крошечную губку с мёдом и уксусом. Сколько раз им надо было распугать псов, которые выли в белоснежных плющах постели! Но они любили.
Они были мужчиной и женщиной,
или
мужчиной
и клочком земли,
слоном
и ребёнком,
ребёнком и тростинкой.
Они были двумя бледными холостяками
и никелевым циркулем.
Они были лодочниками!
Да.
Они были ужасными лодочниками с Гвадианы, которые раздавили своими вёслами все розы мира.
Старый моряк выплюнул табачную жвачку и закричал, чтобы распугать чаек. Но было слишком поздно.
Когда женщины в трауре пришли к дому губернатора, тот спокойно вкушал незрелый миндаль и холодную рыбу с золотого блюда тонкой чеканки. И разумнее было не говорить с ним.
На Азорских островах.
Я почти не мог плакать.
Я послал две телеграммы, но, к несчастью, было поздно.
Слишком поздно.
Я могу только сказать вам, что двое детей, проходивших по лесному берегу, видели голубку, из клюва которой текла тонкая ниточка крови.
Вот в чём причина моей странной тоски, дорогой капитан.
Amantes asesinados por una perdíz
— Los dos lo han querido— me dijo su madre— . Los dos… .
— No es posible, Señora,— dije yo.— Usted tiene demasiado temperamento y a su edad ya se sabe por qué caen los alfileres del rocío.
— Calle Vd. Luciano, calle Vd… .
No, no, Luciano, no.
— Para resistir este nombre, necesito contener el dolor de mis recuerdos. ¿Y usted cree que aquella pequeña dentadura y esa mano de niño que se han dejado olvidada dentro de la ola, me pueden consolar de esta tristeza?
— Los dos lo han querido— me dijo su prima— . Los dos.
Me puse a mirar el mar y lo comprendí todo.
¿Será posible que del pico de esa paloma cruelísima que tiene corazón de elefante salga la palidez lunar de aquel trasatlántico que se aleja?
— Recuerdo que tuve que hacer varias veces uso de mi cuchara para defenderme de los lobos. Yo no tengo culpa ninguna; usted lo sabe. ¡Dios mío! Estoy llorando.
— Los dos lo han querido —dije yo— . Los dos. Una manzana será siempre un amante, pero un amante no podrá ser jamás una manzana.
— Por eso se han muerto, por eso. Con 20 ríos y un solo invierno desgarrado.
— Fue muy sencillo. Se amaban por encima de todos los museos.
Mano derecha,
con mano izquierda.
Mano izquierda,
con mano derecha.
Pie derecho,
con pie derecho.
Pie izquierdo,
con nube.
Cabello,
con planta de pie.
Planta de pie,
con mejilla izquierda.
¡Oh mejilla izquierda! ¡Oh, noroeste de barquitos y hormigas de mercurio!… Dame el pañuelo Genoveva; voy a llorar … Voy a llorar hasta que de mis ojos salga una muchedumbre de siemprevivas… . Se acostaban.
No había otro espectáculo más tierno.
¿Me ha oído usted?
¡Se acostaban!
Muslo izquierdo,
con antebrazo izquierdo.
Ojos cerrados,
con uñas abiertas.
Cintura, con nuca,
y con playa.
Y las cuatro orejitas eran cuatro ángeles en la choza de la nieve. Se querían. Se amaban. A pesar de la Ley de la gravedad. La diferencia que existe entre una espina de rosa y una Star es sencillísima.
Cunado descubrieron esto, se fueron al campo. -Se amaban.
¡Dios mío! Se amaban ante los ojos de los químicos.
Espalda con tierra,
tierra, con anís.
Luna, con hombro dormido.
Y las cinturas se entrecruzaban con un rumor de vidrios.
Yo vi temblar sus mejillas cuando los profesores de la Universidad les traían miel y vinagre en una esponja diminuta. Muchas veces tenían que espantar a los perros que gemían por las yedras blanquísimas del lecho. Pero ellos se amaban.
Eran un hombre y una mujer,
o sea,
un hombre
y un pedacito de tierra,
un elefante
y un niño,
un niño y un junco.
Eran dos mancebos desmayados
y una pierna de níquel.
¡Eran los barqueros!
Sí.
Eran los terribles barqueros del Guadiana que machacan con sus remos todas las rosas del mundo.
El viejo marino escupió el tabaco de su boca y dio grandes voces para espantar a las gaviotas. Pero ya era demasiado tarde.
Cuando las mujeres enlutadas llegaron a casa del Gobernador éste comía tranquilamente almendras verdes y pescados fríos en un exquisito plato de oro. Era preferible no haber hablado con él.
En las Islas Azores.
Casi no pude llorar.
Yo puse dos telegramas, pero desgraciadamente ya era tarde.
Muy tarde.
Sólo sé deciros que dos niños que pasaban por la orilla del bosque, vieron una perdiz que echaba un hilito de sangre por el pico.
Esta es la causa, querido capitán, de mi extraña melancolía.
Cкачать Herido de amor - Amantes бесплатно на pleer.com
...не отпускает меня этот текст. Решила поучаствовать в конкурсе ВКонтакте, раскопала его, перечитала, довела до ума и представляю вашему вниманию. Замечания приветствуются.
Влюблённые, убитые голубкой
из книги «Поэт в Нью-Йорке», 1930 год.
читать дальше— Они оба хотели этого, — сказала мне его мать. — Оба…
— Это невозможно, сеньора, — ответил я. — Вы слишком темпераментны, а в вашем возрасте пора бы уже знать, отчего булавочными уколами осыпается роса.
— Тише, Лусиано, тише...
Нет, нет, Лусиано, нет.
— Чтобы вынести звук этого имени, я должен обуздать боль воспоминаний. И вы верите, что эта маленькая челюсть и эта детская ручка, забытые в волнах, могут утешить меня в моей печали?
— Они оба этого хотели, ― сказала мне его двоюродная сестра. — Оба.
Я стал смотреть на море — и тут понял всё.
Возможно ли, чтобы из клюва этой жестокой голубки с сердцем слона излилась лунная бледность удаляющегося океанского лайнера?
— Ведь не однажды я защищался от волков одной лишь ложкой. Я не виновен ни в чём; Вы это знаете. Боже мой! Я плачу.
— Они оба этого хотели, — говорю я. — Оба. Яблоко всегда будет возлюбленным, но возлюбленный никогда не сможет быть яблоком.
— Поэтому они и умерли, да, поэтому. Прожив двадцать рек и одну растерзанную зиму.
— Всё было очень просто. Их любовь была превыше мёртвых музейных ценностей.
Рука правая —
с левой рукой.
Рука левая —
с рукою правой.
Стопа правая —
с правой стопой.
Стопа левая —
с облаком.
Волосы —
с подошвой,
а подошва —
с левой щекою.
Ах, левая щека! Ах, северо-запад кораблей и ртутных муравьев!.. Дай мне платок, Хеновева, я стану плакать. Я стану плакать до тех пор, пока из глаз моих не хлынут бессмертники... Они уснули.
Не бывало зрелища более нежного...
Вы услышали меня?
Они уснули!
Бедро левое —
у левого предплечья.
Закрытые глаза —
и выпущенные когти.
Стан, и затылок,
и взморье.
И четыре маленьких уха были четырьмя ангелами в шалаше снегопада. Они жаждали. Они любили. Вопреки закону тяготения. Разница между шипом розы и кинозвездой очень проста.
Когда они это поняли, то отправились в деревню. — Они любили.
Боже мой! Они любили под взглядами химиков.
Спина и земля,
земля и анис.
Луна и спящее плечо.
И станы, перекрещенные стеклянным звоном.
Я видел, как дрожали их щёки, когда университетские профессора принесли им крошечную губку с мёдом и уксусом. Сколько раз им надо было распугать псов, которые выли в белоснежных плющах постели! Но они любили.
Они были мужчиной и женщиной,
или
мужчиной
и клочком земли,
слоном
и ребёнком,
ребёнком и тростинкой.
Они были двумя бледными холостяками
и никелевым циркулем.
Они были лодочниками!
Да.
Они были ужасными лодочниками с Гвадианы, которые раздавили своими вёслами все розы мира.
Старый моряк выплюнул табачную жвачку и закричал, чтобы распугать чаек. Но было слишком поздно.
Когда женщины в трауре пришли к дому губернатора, тот спокойно вкушал незрелый миндаль и холодную рыбу с золотого блюда тонкой чеканки. И разумнее было не говорить с ним.
На Азорских островах.
Я почти не мог плакать.
Я послал две телеграммы, но, к несчастью, было поздно.
Слишком поздно.
Я могу только сказать вам, что двое детей, проходивших по лесному берегу, видели голубку, из клюва которой текла тонкая ниточка крови.
Вот в чём причина моей странной тоски, дорогой капитан.
Amantes asesinados por una perdíz
— Los dos lo han querido— me dijo su madre— . Los dos… .
— No es posible, Señora,— dije yo.— Usted tiene demasiado temperamento y a su edad ya se sabe por qué caen los alfileres del rocío.
— Calle Vd. Luciano, calle Vd… .
No, no, Luciano, no.
— Para resistir este nombre, necesito contener el dolor de mis recuerdos. ¿Y usted cree que aquella pequeña dentadura y esa mano de niño que se han dejado olvidada dentro de la ola, me pueden consolar de esta tristeza?
— Los dos lo han querido— me dijo su prima— . Los dos.
Me puse a mirar el mar y lo comprendí todo.
¿Será posible que del pico de esa paloma cruelísima que tiene corazón de elefante salga la palidez lunar de aquel trasatlántico que se aleja?
— Recuerdo que tuve que hacer varias veces uso de mi cuchara para defenderme de los lobos. Yo no tengo culpa ninguna; usted lo sabe. ¡Dios mío! Estoy llorando.
— Los dos lo han querido —dije yo— . Los dos. Una manzana será siempre un amante, pero un amante no podrá ser jamás una manzana.
— Por eso se han muerto, por eso. Con 20 ríos y un solo invierno desgarrado.
— Fue muy sencillo. Se amaban por encima de todos los museos.
Mano derecha,
con mano izquierda.
Mano izquierda,
con mano derecha.
Pie derecho,
con pie derecho.
Pie izquierdo,
con nube.
Cabello,
con planta de pie.
Planta de pie,
con mejilla izquierda.
¡Oh mejilla izquierda! ¡Oh, noroeste de barquitos y hormigas de mercurio!… Dame el pañuelo Genoveva; voy a llorar … Voy a llorar hasta que de mis ojos salga una muchedumbre de siemprevivas… . Se acostaban.
No había otro espectáculo más tierno.
¿Me ha oído usted?
¡Se acostaban!
Muslo izquierdo,
con antebrazo izquierdo.
Ojos cerrados,
con uñas abiertas.
Cintura, con nuca,
y con playa.
Y las cuatro orejitas eran cuatro ángeles en la choza de la nieve. Se querían. Se amaban. A pesar de la Ley de la gravedad. La diferencia que existe entre una espina de rosa y una Star es sencillísima.
Cunado descubrieron esto, se fueron al campo. -Se amaban.
¡Dios mío! Se amaban ante los ojos de los químicos.
Espalda con tierra,
tierra, con anís.
Luna, con hombro dormido.
Y las cinturas se entrecruzaban con un rumor de vidrios.
Yo vi temblar sus mejillas cuando los profesores de la Universidad les traían miel y vinagre en una esponja diminuta. Muchas veces tenían que espantar a los perros que gemían por las yedras blanquísimas del lecho. Pero ellos se amaban.
Eran un hombre y una mujer,
o sea,
un hombre
y un pedacito de tierra,
un elefante
y un niño,
un niño y un junco.
Eran dos mancebos desmayados
y una pierna de níquel.
¡Eran los barqueros!
Sí.
Eran los terribles barqueros del Guadiana que machacan con sus remos todas las rosas del mundo.
El viejo marino escupió el tabaco de su boca y dio grandes voces para espantar a las gaviotas. Pero ya era demasiado tarde.
Cuando las mujeres enlutadas llegaron a casa del Gobernador éste comía tranquilamente almendras verdes y pescados fríos en un exquisito plato de oro. Era preferible no haber hablado con él.
En las Islas Azores.
Casi no pude llorar.
Yo puse dos telegramas, pero desgraciadamente ya era tarde.
Muy tarde.
Sólo sé deciros que dos niños que pasaban por la orilla del bosque, vieron una perdiz que echaba un hilito de sangre por el pico.
Esta es la causa, querido capitán, de mi extraña melancolía.
Cкачать Herido de amor - Amantes бесплатно на pleer.com
@темы: Федерико, стихи, литература
-
-
12.09.2015 в 23:44-
-
12.09.2015 в 23:45-
-
13.09.2015 в 00:00А почему "ушедших к лесному берегу"? "Гулявших по" не захотела? Или "которые гуляли"? А, вижу, "которые" нельзя, там уже есть "из клюва которой". Ну в любом случае, решила, что лучше "к", а не "по"?
-
-
13.09.2015 в 00:04-
-
13.09.2015 в 00:12-
-
13.09.2015 в 00:40Ну да это мелочь.)