Картинкофлуд Я лазила в поисках картинок с кошками. И наткнулась на очень симпатичную серию. Называется... Как же она называется? Уже забыла... В общем, смысл такой, что "кошки Петербурга". Автор - Татьяна Родионова.
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Приезжала Бланфия. Ездили на дачу, куда через пятнадцать минут после нас притопал и еще один товарищ. Пошли на озеро и вдвоем с товарищем ich76 проплыли его вдоль и немного поперек. Прогнозы на следующую неделю прохладные. Так что купальный сезон скорее всего закрыт. До следующего лета... Потому что даже если я преодолею свою лень и запишусь в бассейн - он ведь не озеро...(((
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Раз уж настроение (см. утреннюю запись), надо вам цветочков подарить. Очень прошу прощения за качество - телефон, понимаете... Картинка первая и вторая - кактус на окошке у мамы две недели назад: Картинки 3,4,5 - вот такое чудо цветет на подоконнике рядом с моей ординаторской: Кто знает, как этому чуду фамилие - поделитесь, плз! Понимаю, что какая-то разновидность гиппеаструма, но какая?
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Странно, но у меня сейчас такое настроение... Что если бы его, как яблочный джем, намазать на хлеб и раздать всем по бутерброду, то слово "депрессия" люди забыли бы навсегда. Чего и вам жела. Убежала на работу.
Всем нам, кошачьим...и не кошачьим тоже можно позитивиться) Ибо пусть мир прогибается под)
***
Император сказал: У Нас депрессия, У Нас практически сплин. Нам наскучил двор, все мужчины и женщины, с которыми изредка спим. Нам наскучили змеи, пчелы, и тигры, И говорящий хорек. Мы изволим желать совершенно другого. Так император рек.
читать дальшеТри недели гадали на книге И-Цзин, на рунах и облаках. На четвертой неделе явился даос при двадцати мешках. Он поправил свой старый даосский колпак И сказал приблизительно так: если кому наскучил кот, пускай заведет кота.
кошке приятно доброе слово, идеальной - благая весть Идеальная кошка хорошество любит и мышам супостатна есть идеальная кошка прекрасно знает, чье мясо не следует есть
Идеальная кошка ходит неслышно, особенно в туалет Идеальная кошка морально тверда и устойчива, как табурет Идеальная кошка не лазит по шторам, когда хозяина нет
Император проникся, качнул головой и улыбнул лицо. Он вызвал полсотни специалистов, а даоса назвал молодцом И полсотни котологов по всем каталогам выбирали лучшую стать, чтобы вывести идеальную кошку императора утешать.
Через год из лаборатории во дворец принесли мешок. император велел развязать, показать, и стало ему хорошо, потому что навстречу божьему дню Прижмуря глаза на свет, Скользнула в зал идеальная кошка, каких в природе и нет.
идеальная кошка не ксерит ночью - ей и днем-то ксерить ломы. Идеальная кошка знает о многом, чего не ведаем мы. когда идеальная кошка сдохнет, ее хвост излечит немых
Идеальная кошка при виде собаки думает "Кес-ке-се?" Идеальная кошка предпочитает йогурты колбасе Идеальная кошка - тоже кошка, но не такая, как все
Генетический гений придворных ученых Создал чего-то не то. Кошка, во-первых, была шестилапой, а во-вторых - котом. В-третьих, оно постоянно смеялось, Гадило тут и там, Фрейлин пугало, качалось на люстрах, В общем, сплошной бедлам
Затем это дело уселось у трона, Глядя монарху в зрачки Монарх смущенно поправил корону, И уронил очки Он сказал: "Если в этот клинический случай мы вбухали треть казны... То такие, блин, идеальные кошки Империи не нужны!"
Идеальная кошка в марте поет страстней, чем Эдит Пиаф. Идеальная кошка не загоняет носки и трусы под шкаф. Идеальная кошка ржет как лошадь, когда хозяин не прав.
Идеальная кошка даже в матрице всегда найдет телефон. Идеальная кошка неповторима, а хотя бы и клон Идеальная кошка на деле - Сид Вишес, а в душе - Селин Дион.
И тогда идеальная кошка молча Развернулась, задрала хвост, Разбежалась, подпрыгнула, сделала лапкой и исчезла промежду звезд.
Император поставил на место челюсть, Впучил обратно глаза, "Да что ж, - возопил он, - это такое?!" - И даоса к ответу призвал. И эамшелый даос, утешая монарха, Промолвил: "Не парьтесь, милорд. Идеальный кот, объясненный словами, не есть идеальный кот". (с)Т.Ш.
URL записи Често признаюсь, ссылка получена от Элы. Эла, мяф!
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Ана Белен с концертно-гастрольной программой "Лоркиана", в которую включены как песни на стихи Лорки, так и обработанные им андалусские народные песни ("La tarara", "Los quatro muleros" и т.д.)
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Фрагменты из книги Яна Гибсона "Federico Garcia Lorca: A Life". Перевод мой, редактура Турель. Указания на косяки принимаются с благодарностью.
с.353-54. Июнь-июль 1933 года. В конце июня 1933 года Архентинита дала специальное представление «Колдовской любви» в Студенческой Резиденции. Среди зрителей находился студент инженерного факультета, привлекательный молодой человек по имени Рафаэль Родригес Рапун, которому суждено было стать последней большой любовью Лорки. Рапун родился в Мадриде в 1912 году. Он имел атлетическое телосложение, был хорошим футболистом и страстным приверженцем социалистических идей. Рафаэль присоединился к «Ла Барраке» несколькими месяцами ранее и теперь был уже секретарем труппы – должность, в которой он быстро завоевал всеобщее уважение своей деловитостью и щепетильностью при расчетах. Карлос Морла Линч, тоже бывший в тот вечер среди публики, познакомился с Рапуном за месяц до того на премьере «Любви дона Перлимплина» и нашел его «обаятельным юношей, дерзким и в то же время очень вежливым, человеком яркой индивидуальности, с открытым приятным лицом». Это впечатление впоследствии не раз подтверждалось. Вероятно, Рапун сопровождал Федерико во время поездки в Кадис на премьеру «Колдовской любви», так что фотография, на которой он и Федерико запечатлены в садах отеля «Королева Кристина» (г. Альхесирас), скорее всего, сделана тогда же. Луис Саэнс де ла Кальсада, который тоже незадолго перед этим присоединился к «Ла Барраке» и стал одним из близких друзей Рапуна, оставил его живой портрет «в раме времени». Портрет тем более ценный, что это единственное описание Университетского театра, сделанное его участником и опубликованное, а также единственные опубликованные воспоминания о Рапуне. Даже если кто-либо еще из его друзей что-то написал, записи эти не вышли в свет.
читать дальше«Рафаэль находился на перепутье: с одной стороны, ему приходилось ежедневно решать трудные математические задачи, чтобы доучиться на горного инженера; с другой стороны, трудно было сопротивляться ежедневному влиянию людей из «поколения 27 года», которые окружали его. Строгая научная дисциплина против поэзии, поэзия против строгой научной дисциплины; я думаю, что в глубине души Рафаэль предпочитал углам додекаэдра стихотворные строчки, но и то, и другое одновременно жило в нем, противоборствуя – вот почему временами он становился буквально бешеным и терял сон. У него была большая голова, вьющиеся волосы, не слишком широкий лоб, прорезанный глубокой поперечной линией; правильной формы нос, начинающийся почти от самого лба, придавал его профилю сходство с профилем греческой статуи; щедрый рот с ослепительно белыми зубами, слегка заходящими друг за друга. Из-за этого, когда он смеялся, то выглядел немного странно – один угол рта приподнят, другой слегка опущен. Энергичный подбородок, сильное тело с расслабленными мышцами... Обычно он носил черное, цвет, который делал его улыбку еще более лучистой. У него была твердая, решительная походка. (...) Были у него и свои «трагедии» – так он называл некоторые вещи, которые происходили с ним порой независимо от его желания и о которых я тогда не знал. Одна из этих «трагедий» обнаружилась случайно и, с моей точки зрения, вовсе таковой не была. Но природное, стихийное начало в нем порой брало верх над воспитанием и дисциплиной – так, например, он испытывал спонтанный оргазм всякий раз, когда наш фургон обгонял на дороге другой автомобиль. Это не было нормой, но в этом не было и его вины. Скорость, с которой наш великолепный Эдуардо разгонял грузовичок, чтобы опередить «соперника», вызывала у Рафаэля ощущения, близкие к тем, что вызывает занятие любовью с женщиной.»
Рафаэль Родригес Рапун, который не выжил в Гражданской войне и не рассказал своей истории сам, не был гомосексуалистом. Но, по свидетельству его близкого друга Модесто Игераса, в конце концов он настолько поддался магии личности Лорки, что спастись уже не мог... «Рафаэль был помешан на женщинах, – вспоминал Игерас, – но он запутался в сетях Федерико, нет, не запутался – растворился в нем. Я тоже растворялся в Федерико, но не заходя так далеко. А он оказался с головой погруженным в страсть, прежде чем осознал, что же происходит. Позже он пытался вырваться, но не смог... Это было ужасно.»
с.360-61. Октябрь 1933 года (...)Прежде чем «Conte Grande» покинул барселонский порт, Федерико отправил открытку Родригесу Рапуну. Из ответа последнего (от 12 октября 1933 года) мы знаем, что отъезд поэта глубоко взволновал его. Рапун только что узнал, что освобожден от военной службы – благословенное освобождение, которым, как он считал, был обязан специальному заклинанию, произнесенному Федерико в такси по дороге на вокзал. Барраковцы усиленно репетируют «Севильского озорника» Тирсо де Молины, уверил Рафаэль Лорку. Ему самому дали роль Коридона, с которой он, по собственному ощущению, справлялся действительно хорошо. При том, добавил Рафаэль, что «если верить Угарте, я и есть Коридон в хорошем смысле этого слова.» Если вспомнить «Коридона» Андре Жида, впервые опубликованного в испанском переводе в 1929 году и только что вышедшего третьим изданием, можно почти не сомневаться в имевшей место аллюзии на «ту Любовь, что о себе молчит»*. Рапун продолжает: «Я помню о тебе постоянно. Не иметь возможности видеть того, с кем ты находился рядом каждый час в течение многих месяцев – это слишком, чтобы суметь забыть. Особенно если к этому человеку ты привязан так, как я привязан к тебе. Но поскольку ты собираешься вернуться, меня утешают мысли о том, что эти часы повторятся. Я утешаюсь еще и тем, что ты уехал не просто так, а с некоей миссией. Это утешение припасено для тех из нас, в ком сильно чувство долга – и таких нас все меньше. (...) По крайней мере, я хоть что-то написал тебе, хотя ты заслуживаешь большего. Я хочу закончить сейчас. Я буду писать тебе часто. Самый теплый привет от друга, который никогда не забывает тебя.» Это единственное письмо, сохранившееся из всей переписки Лорки и Родригеса Рапуна, хотя мы можем предположить, что писали они друг другу часто. Исчезновение писем – это всего лишь еще один досадный провал в истории частной жизни Лорки. Истории, которую многие обстоятельства, и не в последнюю очередь осторожность самого поэта, сумели скрыть завесой тайны – порой совершенно непроницаемой. * Строка из стихотворения лорда Альфреда Дугласа «Две любви» в переводе Александра Лукьянова.
с.392-93 Август-сентябрь 1934 года. В одну из летних поездок «Ла Барраки» представления, данные в Сантандере, были высоко оценены Жаном Прево и известным итальянским театральным критиком Эцио Леви. - прим. мое.
(...) Леви был настолько очарован Лоркой и «Ла Барракой», что, вернувшись в Италию, он пригласил поэта на Римский Театральный конгресс, проведение которого планировалось в октябре (1934 года). На конгрессе Федерико должен был рассказать об опыте работы со студенческой труппой. Лорка ответил, что он очень бы хотел, но не может, пока не узнает сроков начала репетиций «Йермы», премьера которой намечена на ноябрь. Супруга Лорки тоже была приглашена на конгресс. Федерико, которого эта часть приглашения, безусловно, позабавила, спросил Леви: раз уж так получилось, что он не женат, может ли он взять с собой секретаря труппы, который является также и его личным секретарем? Перспектива каникул в Риме с Рафаэлем Родригесом Рапуном казалась очень заманчивой, но в результате поездка не состоялась, а ответ Леви неизвестен. То, что Лорка к этому времени сделал Рапуна своим личным секретарем, заставляет думать об их растущем сближении, хотя мы не располагаем документальными свидетельствами их отношений в этот период. (...)
с.410-11 Август 1935 года К этому времени Лорка наконец закончил отделывать свой нью-йоркский цикл – настолько, что согласился на изготовление машинописной копии для потенциальных издателей. Умоляя одного из друзей вернуть ему рукопись какого-то стихотворения, поэт похвастался, что раньше никогда не диктовал писем. И добавил, что как раз это письмо написано его личным секретарем. Об отношениях Лорки и Рапуна к этому моменту почти невозможно найти какой-либо информации: никакой корреспонденции не появилось на свет за все эти годы, не осталось дневников, а устные свидетельства столь же скудны, сколь и бесполезны. Мы можем предположить лишь то, что в силу профессиональных отношений и личной привязанности двое должны были видеться практически каждый день.
(...) Примерно с лета 1935 года Лорка начинает отдаляться от «Ла Барраки», все больше времени уделяя собственному творчеству. К зиме почти все связи с труппой были разорваны. В конце концов студенческий профсоюз избрал новых представителей в комитет управления театром, и Рафаэль Родригес Рапун потерял свое место секретаря.(...)
с.419-421 Октябрь 1935 года. (...) Маурисио Тора-Балари, молоденький знакомый Лорки в Барселоне, познакомился с поэтом в доме Карлоса Морлы Линча в 1929 году. Теперь он приехал в Валенсию, чтобы увидеть «Йерму», и обнаружил Федерико нетерпеливо ожидающим прибытия из Мадрида «близкого друга». К его досаде, «близкий друг» не приехал к назначенному времени. Речь почти наверняка шла о Рафаэле Родригесе Рапуне, который присоединился к Федерико через несколько дней в Барселоне. Есть указания на то, что Лорка в то время был очень обеспокоен отношениями с Рапуном. Его тревога и сомнения отражаются в двух сонетах, написанных в Валенсии. Это «Сонет о письме» и «Поэт говорит правду», которые поэт набросал на обрывках почтовой бумаги с вензелем отеля «Виктория» и которые принадлежат к циклу «Сонетов смутной любви». О «Гонгорианском сонете», также написанном в это время в Валенсии, мы располагаем более подробной информацией. Когда «Ла Баррака» на несколько дней приехала в Валенсию, Лорка познакомился с молодым и необыкновенно элегантным Хуаном Хиль-Альбертом, поэтом из соседнего городка Алькой, чей отец был богатым промышленником. Теперь они снова встретились. Хиль-Альберт собирался выпускать сборник сонетов, в которых он и не пытался скрыть свою гомосексуальность. Однажды утром он восторженно слушал, как Федерико читает «Донью Роситу» Маргарите Ксиргу и ее актерам, и на другой день ему в голову пришло послать Лорке подарок – купленную на местном рынке голубку в клетке. Хиль-Альберт ничего не знал о Рапуне и вообще о личной жизни Лорки. Он был очень удивлен, когда следующей весной в Мадриде узнал, что Федерико написал сонет в стиле Гонгоры. В этом сонете поэт посылает голубя в клетке своему возлюбленному. Не найдено ни одного документа, в котором сам Лорка обращался бы к циклу любовных сонетов, получивших общее название «Сонеты смутной любви». Главным источником информации стал поэт Висенте Алейсандре. Он сам слышал от Лорки это название и вспоминал, как Федерико читал сонеты в узком кругу за несколько месяцев до гибели. Когда Федерико закончил, Алейсандре воскликнул: «Господи, какая душа! Как же ты любил, сколько же ты выстрадал, Федерико!» (пер. цит. с испанского Н. Малиновской) Через сорок пять лет, незадолго до первой публикации одиннадцати сонетов, наконец-то собранных вместе, Алейсандре заявил, что сонеты были посвящены конкретному человеку, возлюбленному Лорки (он не был еще готов назвать имя) и что по его мнению «смутная любовь» (“amor oscuro”) не подразумевала для самого Федерико только лишь однополую любовь. В этих сонетах, согласно Алейсандре, любовь называется «смутной» («oscuro») потому, что она мучительна, трудна, невзаимна, непонята, а не только потому что она гомосексуальна. Несмотря на некоторые сомнения, аллюзия на «темную ночь души» Сан-Хуана де ла Крус совершенно ясна. Федерико искренне восхищался его стихами и часто читал их Сальвадору Дали, а прилагательное «смутный» по отношению к любви в языке Лорки обозначало именно однополые отношения, что и было заявлено ранее в сонете «Адам». Как бы то ни было, « преследование» и «слежка», которым подвергаются любовники в сонетах, обусловлены запретным характером их страсти.
Из Валенсии Маргарита Ксиргу и Федерико вернулись в Барселону. Премьера «Кровавой свадьбы» в театре Палас Принсипаль была намечена на 22 ноября. Если бы не заметки Сиприано Риваса Черифа, опубликованные в Мехико через 20 лет после смерти поэта, мы бы могли так никогда и не узнать, что Родригес Рапун был в те дни в Барселоне вместе с Федерико. Ривас вспоминает, что в один из дней поэт не явился на репетицию. Он нашел его в одном из кафе, в глубоко подавленном состоянии. Федерико сидел, обхватив голову руками. Как выяснилось, прошлой ночью после пирушки во фламенко-баре в нижнем городе Рапун ушел с красивой молодой цыганкой и не вернулся в отель к условленному времени. Федерико был в отчаянии, полагая, что Рафаэль бросил его. Как вспоминает Ривас Чериф, он вытащил из кармана пачку писем Рафаэля, чтобы доказать страстный, вполне плотский характер их отношений. Если верить памяти Черифа, Лорка связывал свою гомосексуальность с юношеским опытом. Он сказал, что не осознавал ее до тех пор, пока в возрасте семи лет не был разлучен со своим лучшим другом из Фуэнте-Вакерос – мальчиком чуть младше его, чьи родители переехали в другую деревню. Поэт также утверждал, что его тесная связь с матерью делала для него невозможными гетеросексуальные отношения – заявление, которое Ривас Чериф счел неловкой отсылкой к теории Фрейда. Тем не менее двумя годами ранее в Монтевидео поэт публично говорил что, в то время как его брат и сестры свободны для создания семьи, он полностью принадлежит своей матери.
1936 год. (Цитата неточна) Начиная с января, Маргарита Ксиргу уговаривала Федерико поехать с ее труппой в Мексику, чтобы насладиться ожидаемым успехом постановок «Йермы», «Кровавой свадьбы», «Доньи Роситы», а также «Дамы-дурочки» Лопе де Веги, которую Лорка обработал для труппы знаменитой аргентинской актрисы Эвы Франко еще в конце 1933 года, живя в Буэнос-Айресе. В это время Маргарита со своим театром гастролировала в Стране Басков, и поэт сопровождал ее, выступая перед публикой с лекциями и чтением стихов. 30 января Лорка внезапно возвращается из Бильбао в Мадрид: с одной стороны, он работал сразу над несколькими проектами, осуществление которых планировалось в столице и требовало его присутствия; с другой – он ненавидел прощания и не захотел провожать Маргариту в Сантандер, откуда 31 января она с труппой отплывала в Гавану. В течение следующих месяцев Маргарита тщетно убеждала Федерико присоединиться к ней в Мексике. Одной из причин его нежелания покидать Испанию могло быть то, что мысль о разлуке с Рафаэлем Родригесом Рапуном казалась ему нестерпимой. Маргарита Ксиргу больше никогда не видела Федерико.
Июль 1936 года. Как известно, Лорка покинул Мадрид 13 июля 1936 года, и на поезд его провожал один из близких друзей, Рафаэль Мартинес Надаль. Об этом дне и прощании на вокзале Аточа можно прочитать в книге «Гранада 1936 года. Убийство Федерико Гарсиа Лорки». Но вот этого небольшого абзаца там не было: «Отчет Мартинеса Надаля о последних часах, проведенных Лоркой в Мадриде, опубликованный через двадцать семь лет, не может быть принят как абсолютно достоверный документ. Автор не только путает даты – Лорка покинул столицу вечером 13-го, а не 16-го июля – но и допускает ряд важных пробелов в рассказе, а приведенные им диалоги слишком красивы, чтобы быть убедительными. В частности, удивляет отсутствие каких-либо упоминаний о Рапуне. Неужели Лорка не виделся с ним перед отъездом? Кажется невероятным, чтобы он не попрощался со своим возлюбленным прежде чем решиться так спешно покинуть столицу. О последних месяцах его дружбы с Рапуном информация утрачена почти полностью. Но мы знаем, что если Федерико еще не уехал в Мексику к этому моменту, то откладывал отъезд именно из-за него. Он чувствовал, что не в силах расстаться со своим другом – а Рапун в это время был глубоко вовлечен в дела объединения социалистической и коммунистической молодежи.»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Мария Тереса Леон, пламенная коммунистка, жена Рафаэля Альберти, хорошо знала Рафаэля Родригеса Рапуна и была в курсе отношений между ним и Лоркой. Когда в октябре тридцать шестого ответ генерала Гонсалеса Эспиносы Герберту Уэллсу* был опубликован в мадридских газетах и стало ясно, что поэт действительно убит и что страшные слухи оказались правдой, она вновь встретила Рапуна. «Никто бы не мог страдать сильнее, чем этот спокойный с виду парень», – писала она в воспоминаниях. «Проходили часы, дни, ночи... Смерть стала казаться избавлением. И Рафаэль встретился со смертью на севере. Я убеждена, что, расстреляв все патроны, он просто дал себя убить. Это был его способ вернуть Федерико.» Сиприано Ривас Чериф, арестованный нацистами в Германии и переданный в руки Франко, слышал подобную версию уже после своего освобождения из тюрьмы в 1945 году. Некто рассказал ему, что Рапун записался добровольцем в Республиканскую армию как только уверился в том, что фашисты убили Федерико; в одном из боев он выскочил из траншеи со словами «Я хочу умереть». Через несколько мгновений он упал как подкошенный. Ривас Чериф так и не смог проверить правдивость этой истории, которую он счел всего лишь красивой легендой. Но информация была верной. После окончания артиллерийских курсов (из нескольких возможных он выбрал те, что проводились в мурсийском городке Лорка) Рафаэль получил звание лейтенанта и летом 1937 года командовал батареей недалеко от Рейносы, на севере. Один из его солдат вспоминал его как человека «серьезного, культурного и малоразговорчивого». Это были дни наступления Франко на Сантандер, и бои на этом участке велись напряженные. Утром 10 августа батарея противостояла воздушным силам мятежников, и ближе к полудню, выдержав отчаянный натиск франкистов и получив небольшую передышку, Рапун с двумя товарищами отправился на поиски новой позиции для батареи. Они остановились на окраине городка Барсена де Пас де Конча, где воздушный налет застал их врасплох. Двое солдат, бывших с Рапуном, бросились на землю, но Рафаэль остался сидеть на бруствере. Разорвавшийся в двух шагах снаряд смертельно ранил его. В свидетельстве о смерти Рапуна написано, что он скончался 18 августа 1937 года в военном госпитале Сантандера от множественных ранений в спину и поясничную область. Лорка – и едва ли Рафаэль мог об этом знать – был убит в тот же самый день за год до этого. Никто в госпитале не знал ни возраста артиллерийского лейтенанта, ни места его рождения, ни имен его родителей. Не осталось записей о его последних минутах, о предсмертной просьбе, вообще о каких-либо сказанных им перед смертью словах. Он был похоронен на кладбище Сириего на берегу Кантабрийского моря. Спустя восемь дней Сантандер перешел в руки Франко. В июне, двумя месяцами ранее, Родригес Рапун отметил свой двадцать пятый день рождения. * На телеграмму Уэллса «С нетерпением жду новостей о судьбе выдающегося коллеги Федерико Гарсиа Лорки и заранее благодарен за любезный ответ» военный губернатор Гранады генерал Эспиноса ответил «кратко и совсем нелюбезно: «Мне неизвестно, где находится дон Федерико Гарсиа Лорка» - из предисловия Хуана Кобо к книге Гибсона «Гранада 1936 г. Убийство Федерико Гарсиа Лорки».
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Какая-то мистическая тоска сегодня. Вроде бы сижу, занимаюсь делом, тосковать некогда... Я знаю, чем она вызвана, я знаю, что она пройдет, я даже знаю, что мы встретимся когда-то. Но сейчас - "тоска, сжимающая душу обручами..." (с) ...Подожди!..
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Большинство официальных и неофициальных источников - в Сети и в книгах - датой гибели Федерико Гарсиа Лорки называют 19 августа. Но Ян Гибсон, самый пытливый его биограф, допускает возможность того, что воспоминания Анхелины Кордобильи Гонсалес, няни в семье сестры поэта Консепсьон (Кончи), могли быть неточны через двадцать лет после произошедших событий. Семья Диоскоро Галиндо Гонсалеса - сельского учителя, казненного вместе с Лоркой - утверждает, что их родственник был вывезен из здания Управления гражданского губернатора Гранады вскоре после полуночи 18 августа - и известно, что за одну руку он был привязан к руке Лорки. Истины мы не узнаем уже никогда, - утверждает ирландский исследователь, последние 20 лет живущий в Мадриде.
...There was no moon - Federico, lunar poet that he was, did not have even that consolation...*
...Луны не было - Федерико, лунный поэт, был лишен даже этого утешения...*
2. редактура перевода, легкая, потому что перечитываю сразу, а еще раз - потом, отлавливая мелочи... Некоторые корявости вижу, но не хватает знания родного языка, чтобы выправить.((( Напрягать кого-то срочной работой не очень хочется, к тому же небольшая помощь все же есть. Так что буду ждать шапкозакидательства по факту.
3. велосипед, сад, озеро, снова сад и велосипед. Вода потрясающая и спина в ней не болит!
4. Сижу снова над переводом и ужасаюсь. Но постараюсь успеть хотя бы к 19-му, хотя Гемма в прошлом году была права... Тем не менее дело движется.
5. Все еще сижу - это я так, отвлеклась на минутку...
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Зависла над одной песней. Французского нифига не понимаю, завораживает музыка и эмоции, которые я слышу в голосе Мирей. В сети попались другие версии исполнения - например, запись Берты Сильвы (Berthe Sylva) 1927 года. Послушала. Совсем же другая песня! А вот - типа, Селин Дион поет:
Показалось мне подозрительным, я синхронизировала клип в Sothlink-плеере и аудиозапись в Винампе... Они совпадают секунда в секунду, и интонации абсолютно те же, только в клипе вроде чуть другая окраска голоса - но может, дело в разнице битрейта... Чей же это голос все-таки? Лично я склоняюсь к версии Мирей - очень уж индивидуальная окраска у ее голоса, по крайней мере, до того, как я увидела клип с якобы записью Селин Дион, у меня сомнений не возникало...
@музыка:
Белые розы, белые розы... Да не, не Ласковый май!
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Перебирая альбомы Дискографии Мирей Матье, наслаждаюсь непривычным, но шикарным исполнением многих песен, знакомых по голосам других исполнителей. Одной песней хочу поделиться с вами. Это
La seule faute Restera la mienne J'ai oublié l'autre Et j'ai dit "je t'aime" Les fleurs de la lande Aux couleurs de l'ombre Ont tout recouvert Et mon coeur s'est perdu.
Amour de rêve, Amour de l'automne, Quand le jour se lève C'est l'hiver qui sonne. On a pris le monde Pour quelques secondes Mais on ne vit pas D'un amour défendu.
Il y avait l'autre, Il y avait ses larmes J'ai repris ma faute J'ai jeté les armes. Les fleurs de la lande Aux couleurs de l'ombre Où l'on s'est aimés Ne me reverront plus.
Amour de rêve, Amour de l'automne, Quand le jour se lève C'est l'hiver qui sonne. On a pris le monde Pour quelques secondes Mais on ne vit pas D'un amour défendu.
On a pris le monde Pour quelques secondes Mais on ne vit pas D'un amour défendu Mais on ne vit pas D'un amour défendu.
Tienen envidia de vernos así: abrazados y alegres cruzar la ciudad; y quisieran cortar este amor de raíz, que ellos nunca pudieron lograr.
Yo, sin tus labios me muero de sed; sin los míos también, tú no puedes estar: nos queremos los dos, qué le vamos a hacer, si la vida nos quiso juntar.
Tengo mis ojos tan llenos de ti que en mi cuerpo, cariño, no queda un rincón donde no mandes tú: que este amor que te di es el pulso de mi corazón.
Sólo en tus brazos me siento feliz y me duermo despierto con dulce quietud escuchando a compás sonreir junto a mí el aliento de tu juventud.
И, наконец, русский текст Леонида Дербенева:
Мы двое сумасшедших от любви
Все говорят - сумасшедшие мы... В дни зеленого лета и хмурой зимы, В час полуночной тьмы И дневной кутерьмы От любви сумасшедшие мы.
Мы - сумасшедшие, - стоит ли нам Слушать тех, кто за нами бредет по пятам? Мы с тобою одни, Если даже они Ходят рядом, завидуя нам.
Мир без твоих ослепительных глаз Для меня бу навек потускнел и угас. Мир один нужен мне, Что лежит в глубине, В глубине твоих солнечных глаз.
Вновь улыбаются губы твои. Ты опять все слова о любви повтори. Под напев этих слов Станут крыльями вновь Загорелые руки твои.
Где-то вдали, за чертой, в стороне Мы с тобой обитаем в волшебной стране. Нас выносит прибой На песок золотой От неласковых скал в стороне.
Все говорят - сумасшедшие мы... В дни зеленого лета и хмурой зимы, В час полуночной тьмы И дневной кутерьмы От любви сумасшедшие мы!..
Вариант перевода (из дубляжа фильма, автора не знаю):
Пусть говорят, что любовь нас совсем ослепила, Ничего мы не видим, не слышим вокруг. В этом счастье любви, ее страсть, ее сила, Ей не надо друзей, ей не надо подруг.
Я погибну без ласки твоей, как от жажды. Ты без ласки моей, как без света, умрешь. Да. такую любовь встретишь ты лишь однажды, Ты второй раз ее не найдешь.
Мы обнявшись по этому городу бродим, Знаем много людей, что завидуют нам. Только мы им разрушить любовь не позволим, Наше счастье для нас - пополам. Авторство музыки точно не установлено. Часто встречается как Romance Anonymo, изначально написанный для гитары. В разных источникам автором музыки называют Нарсисо Йепеса, Висенте Гомеса, Даниэля Фортеа, Мигеля Льобета, Давида де Кастильо, Антонио Рубиру, Фернандо Сора, Франсиско Родригеса (Эль Мурсиано), современника Глинки, Мануэля Ортегу. По одной из версий, это вообще не испанская, а... старинная украинская народная песня, каким-то образом залетевшая на испанскую землю! Статья - здесь. А в титрах фильма "Пусть говорят", где песню спел Рафаэль, вообще указан Мануэль Алехандро, хотя он-то точно не автор исходной мелодии. Наверное, ему и аукнулось сейчас в идущем по первому каналу сериале "Монтекристо", где его фамилия не упомянута совсем. А ведь он - автор музыки песни, звучащей на титрах - "Ты и я". Первое исполнение принадлежит Рафаэлю - в 1966 году на Евровидении...)))
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Во френдленте ЖЖ я читаю замечательного человека Феликса Максимова. Рассказ, который он выложил вчера, прекрасен - как и все, что пишет Феликс.
Великое замирение
Постоялец спустился по лестнице в кухню, протянул солдатскую манерку и попросил у старухи кипятка. Старуха плеснула из черпака, лица заволокло паром.
- Как сестрица ваша? – спросила она.
Постоялец отмахнулся, побрел было наверх, но, держась за перила, обернулся
- Бредит. Просит, чтобы к ней привели Золотого Петера. Не знаете, среди горожан с таким прозвищем никого нет?
- Не слыхала. Может лучше ей ксендза? Я пошлю мальчишку, бабы говорили – ксендз третьего дня прибыл. Да, сынок, раз уж попы вернулись – мир долго продержится.
- Не надо. Она испугается. Подождем, пожалуй. Вдруг оправится. Да. Она мне не сестра, а баба. читать дальше Старуха отвернулась, отерла руки о фартук:
- Вот оно как. В блуде живете?
Грохнула о косяк тяжелая дверь на втором этаже.
...Его звали Матей. Он был ровесником войны – в нынешнем году и ему и войне исполнилось девятнадцать лет. Еще подростком Матей был зачислен рядовым валлонского полка аркебузиров. Война шла везде. И Матей шел везде. Топтал сапогами миля за милей глину, снег, уголья, гати, мосты, улицы. Стрелял. Рыл окопы. Спал. Ел кашу. Снова стрелял. Матерно орал в лазарете. Не дал отнять ногу. Выжил. Снова шёл. Снова стрелял.
Война была довольна.
Два месяца назад холеная рука вельможи-политика в кружевной митенке обмакнула перо в чернильницу. И витиевато вывела на гербовой бумаге два слова: Великое замирение.
Смолкли пушки. Беженцы возвращались в города. Били колокола. Снова открыли церкви, кабаки и балаганы. Болтуны и баловни вопили: Довольно войны! Долой!
Матей пожал плечами, сдал в арсенал оружие, получил от фельдфебеля благодарность и плату. Денег гулькин хер, и на похороны не хватит. Идти ему было некуда.
Поэтому Матей пошел домой. Дом ему виделся круглым, как яблоко. Круглая лошадь. Круглая корова. Круглый огород. И хозяин сам-друг Матей, круглый дурак. Круглый год.
Дома он первым делом крепко накрепко запрет дверь и разведет огонь.
Бабу бы...
По дороге домой Матей встретил Еленку. Она сидела на обочине под дождем и всем говорила, что она мертвая. Держала в подоле шесть плесневых горбушек. Голова обрита наголо. Вместо титек – два пустых мешочка. Еленка показывала титьки мужчинам, потому что мертвым никогда не бывает стыдно. Матей сразу понял, что она – круглая дура. То, что надо. Крепко взял ее за руку, велел титьки никому впредь не показывать и повел за собой.
Спали в обнимку. Ели у цыганских костров, меняли пожитки на хлеб. Ушла пряжка. Перевязь. Серьга. Табакерка. Матей был большой и сильный, как вол, но ел мало. Отдавал Еленке. Еленка была маленькая и слабая, как вошь. Ела, как не в себя, даже землю. Потом дристала. Тощала. Шаталась. По дороге в гору Матей нес ее на плече, а она драла его за вихры и кричала: «Но, лошадка, но!»
Из ее лепета Матей узнал, что мародеры ее пустили под хор, с тех пор она крепко затвердила, что умерла и перестала бояться. На привалах Матей рисовал в пыли прутом круг. Гляди – вот такой будет дом.
Стража на заставах окликала: куда идете? Отвечали: домой.
Еленка заболела. Кашляла еще накануне, утром – жар и хрипы.
Матей донес ее до города на руках. Половина домов заколочена. В палисадах возились беженцы.
На рынке цены, как в аду, но была даже белая мука и сушеная рыба. Матей распорол подкладку мундира, вынул пять монет. Хватило на комнату в трактире. Купил мяты – чтоб дышала паром, купил муки, болтушку делал, кормил из платка и барсучьего жира с горчичным порошком купил – растирал ей грудь. Девка лежала на спине, хватала губами палец, язык белый. Обмочилась. Матей подмыл ее из манерки остывшей водой, сменил простыню. Открыл окно. По площади бродила ничья лошадь. Над площадью летели птицы. Покосилась от пушечного залпа башенка ратуши с флюгером, уже навели леса. Обустраивалось население.
Еленка открыла глаза:
- Приведи мне Золотого Петера.
Пятый день душу рвет. Матей кулаком по столу бухнул.
- Какого тебе Петера, дура!
- Золотого, – ответила Еленка и пальцем показала.
Матей глянул в окно и обомлел.
Солнце валилось за кровли – и купался в закатном огне – петух-флюгер на раненой взрывом ратуше.
Золотой Петер раскинул крылья и хвост-радугу над алой черепицей, дразнил змеиным языком меж дольками клюва, гребень его – жаркая корона.
- Ох, ты ж мать честна... – сказал Матей. А Еленка заснула. Матей тронул лоб. Сухо. Горячо. Скверно.
Матей спустился в зал, где обедали артельщики – плотники да каменщики. Подсел к столу. Спросил пива. Слушал болтовню. Жиды колодцы травят, бить их семя пора. Хлеб и табак дорожают. Звезду с хвостом видели и баба голая выше леса катилась на огненном колесе. Мертвецы на перекрестках пляшут. Скажи, солдат, жизни нет? Матей кивал в ответ, думал о своем. Молодой артельный охламон, шатаясь, вышел на двор отлить, Матей рядом с ним встал. Достали, пустили струи в траву.
- Почем инструмент одолжишь? – спросил Матей.
Парень заломил цену. Матей крякнул.
- А в обмен?
Парень помялся, ткнул Матея в мундирную куртку – пуговицы. Хорошие, медные, восемь штук. Матей вынул нож из сапога, срезал пуговицы с нитяным «мясом», ссыпал в горсть.
Парень инструмент выдал. Клещи. Ножовка. И всякое разное.
Сумерки миновали. Поползла туманами с луговин тесная сутемь. Улицы перегородили цепями. Ночной дозор топал по кварталам. Далеко лаяли псы. Матей шел по площади к ратуше, нес на вытянутой руке фонарь. На шее болталась холщовая сума с инструментом.
Матей огляделся. Никого. Окошко трактирное на втором этаже светится, как желток в круглом яйце. Хорошо, что свечу в черепке для Еленки оставил – девка, хоть и говорит, что мертвая, а темноты не любит. В темноте, мол, ее костяные звери стерегут. Матей перекрестился. Выдохнул. И полез на леса.
Шатко. Валко. Ветер гудел. Во рту солоно. Пот со лба. Уронил фонарь с высоты последнего пролета лесов. Гулко грянулась жестянка, рассыпались искры, все погасло. Июнь. Светает рано. Вот и славно. Матей вскарабкался выше, крепко расставил ноги, стиснул ободранные по костяшкам кулаки на штыре флюгера. Обхват в руку толщиной. Хорошо, что перекошен шпиль войной, что ненастьем источен. Матей со звяком перебрал в суме инструмент. Ну счастлив наш Бог, Матей. Давай помаленьку, брат.
Город, глубоко внизу под ногами его вполглаза спал и плыл во сне к рассвету, точно колыбель по алым волнам. На выселках – сады и огни.
Ходуном вело доски лесов под сильным восточным ветром, приносящим дожди и кучевые урожайные облака.
...В шесть утра Матей вернулся в трактир.
Он ступал очень медленно и очень тяжело. Старуха открыла дверь, хотела выплеснуть помои, но уронила ведро, села на сундук и прикусила фартук.
Матей поднялся по лестнице. Ступенька. Еще одна. Третья. Пятая. Руки заняты были, он толкнул дверь коленом. Еленка проснулась. Заходилась кашлем, обхватив колени, качалась, как пьяная. В сальной жиже утонул и погас фитиль свечи.
Еленка увидела и закричала, прижав ладони к щекам.
Матей встал в дверях. Разжал окровавленные кулаки.
Грянулась об пол неподъемная ноша. Не золотой Петер. Ржавый. Страшный. Крылья. Хвост. Клюв и язык. Голубиный помет и дождевые проточины на боках. Несло от него суховеем и солнцем. Петух-дракон – здоровяку Матею по пояс – весь в чешуе кованой и коросте с городским гербом на острой короне. На штыре, торчащем из брюха – свежий надпил. Девочка кричала. Потом пошла кашлем мокрота. Выступила испарина на лбу.
Матей сполз по косяку. Занозил спину. Жилы от локтя до предплечий налились, тикали кровью. Нутро надсажено. Улыбался, меркло зрение. Еленка гладила Золотого Петера по гребешку, лопотала мокрым ртом, потом поползла к Матею на карачках.
Шарила губами по щетине на холодных щеках. Трясла за ворот расхристанной рубахи, слабыми кулаками под левый сосок стукала, говорила небывалые слова:
- Я живая. Ты живой. Мы никогда не умрем.
Живая Еленка задрала холщовый подол. Закинула ноги на плечи Матею. Матей проморгался. Огладил ее. От опухшего колена до женской прорези. Наклонился. Поцеловал в промежность. Ткнулся лбом и уснул.
Еленка шепнула:
- Ну, кричи утро, Золотой Петер.
Чудес не бывает. Еленка хворала долго. Матей к артели прибился, чинил крепостную стену, раствор мешал, таскал камни, приходил заполночь. Целовал девку в висок, валился спать лицом к стене. Было чем заплатить доктору за порошки. Помаленьку Еленка окрепла, заново научилась ходить. Сдружилась со старухой, помогала на кухне. Старуха совала ей объедки. Волосы Еленки закурчавились. Сшила чепец, как замужница. Титьки налились слегка. Есть за что подержаться. Золотой Петер так и стоял в углу, она сушила на нем белье. Никто в городе не ведал, куда пропал флюгер. Старуха молчала, как умная, а Матей навеселе шутил с выпивохами: Улетел петух в теплые края. Ищи-свищи...»
Когда Еленка понесла первенца, Матей отвел ее в церковь, повенчались.
Артель гуляла за столом до утра. Пили, ели, плясали.
На рассвете Матей увел Еленку из города. Остановились за стенами. Стали жить. Разбили походную палатку. Матей на коленях исползал делянку, вбивал по кругу колышки – разметку будущего круглого дома.
Еленка стояла посреди, говорила «ровно – не ровно», складывала ладони на круглом животе.
Сложили из камней круглый очаг. Развели огонь. Сидели друг против друга. Пекли на угольях круглую репу.
... Вестовой в зеленом мундире проскакал по апрельским полям. Пена летела с удил. Кобыла сбила бабки. Скалилась в запале, вывалив язык, как борзая.
Холеные руки вельможи-политика в кружевных митенках брезгливо дрогнули. Взялись за гербовую мирную грамоту. И разорвали ее надвое с треском.
Конец великому замирению! Война объявлена. Марш-марш!
Плеснули знамена. Заговорили пушки. С лязгом развели крепостные мосты.
Матей в то утро тесал бревно-матицу для круглого дома. Уронил топор в грязь.
По тракту из ворот сизой змеей тянулось войско. Истошно ржали лошади. Ворочались на лафетах орудия. Гнусавили попы, колыхались знамена, солнце напоролось на пики. Матея позвали. Выдали оружие из арсенала. Пришили новые пуговицы к мундиру. Матей только и успел поцеловать пальцы Еленки.
Шел. Стрелял. Спал. Ел. Снова стрелял.
Поймал пулю в лоб от другого Матея. Упал в глину ничком.
Еленка родила. Палатку сорвало ветром. Колышки по кругу. По левую руку – река. Круглая грудь. Круглое молоко. Круглый родничок на темени. Пусть круглый мальчик сосет круглую мамку. Пойдем по миру. Домой к отцу. Еленка назвала сына Матеем и твердо сказала, уходя с ребенком за спиной, в никуда по выжженой пажити:
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Господин Фродо, сударь, вам еще рано в Серые Гавани! Думайте дальше, хорошо думайте! Не помню, откуда уперла картинки, но, в общем, вы поняли, сударь...
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
...которого я искренне люблю. В детстве дедушка пугал меня рассказами про "Бабайку в погребе". Такая традиционная детская пугалка. А поскольку погребов было два - в сарае (куда я только что ходила) и в даче, то "приветы Бабайке" передавались почти постоянно. Потом я сама стала лазить в погреба, убедилась, что там нестрашно. Но в конце лета в погребе довольно неприятно. Несъеденная картошка-морковка проросли, подгнили... Вот уж не думала, что я такая брезгуша. А почистить погреб сейчас затруднительно - на лестнице, туда ведущей, сломалась предпоследняя ступенька, так что я пять минут назад еле поднялась оттуда с ведром корнеплодиев. Жду, когда у папы выдастся свободный день. Сарай у нас общий, а вместе и погреб чистить веселее.
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Музыка частенько вытаскивает меня из самых разных видов депрессии и просто плохого настроения. Вот и в этот раз наметившаяся тоска была буквально отброшена солнечным, искрящимся, полным жизни голосом Мирей Матье. Ослик наконец-то дотащил ее Дискографию размером почти полтора гигабайта, в которой оказалось ни много ни мало - 17 альбомов разных лет! В одном из сборников аж 63 песни в алфавитном порядке... Добавила к этим семнадцати прекрасный "Embrujo" и теперь наслаждаюсь. Какая депрессия устоит? Кому надо ссылку - держите! Mireille Mathieu - Discografia.zip
Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
Люди, простите, что спрашиваю! Как теперь будет выглядеть "поехать в Израиль"?слышала я, что с 20 сентября для граждан России отменяют визовый режим в израильском направлении, а я в октябре туда в гости собралась. Жить есть где, принимающая сторона категорически отговаривает от гостиницы. А некоторые из знакомых уже сейчас пугают тем, что билетов на самолет в сторону Terra Sancta нет на несколько недель вперед. Я за границей два раза была, оба - по турпутевке, с какого конца приниматься за дело теперь? Таки йа почти блондинко, осталось волосы осветлить...